Насмотревшись "Фринжа", пошел искать себе свеженькие тематические обои И нашел обоину сразу с двумя Оливиями, и обе с пистолетами! Ну сказка же! И что-то сразу все другие варианты отвалились. Хотя довольно много набрал и положил в папочку
Вышли пораньше, слегка в мрачном состоянии. "Что вы все от нас хотите в 15 часов утра?" Да при перемене погоды. И облазили наконец все этажи "Дарвиновского", досмотрев начатое раньше. Теперь мы знаем как жутко орет выпь и пронзительно свистит суслик. Над нами махал крыльями птеродактиль (Нет, у нас был не "Торчвуд" ). Ушли опять практически с закрытием музея. Гулять отдельным пунктом программы не тянуло. Погодка как-то сыровата-с. Из окна кафе наблюдали внезапную серьезную метель, а на асфальте еще и образовалась довольно коварная наледь. В общем, хорошо в музее, и дома Амурозавра на крыльце, присыпанного снегом, обозвали подснежником
Ну и немного преформизма в студию. Думал, что в сети можно будет найти картинку получше, но не нашел, пришлось вытащить из мобильника.
Хомячок пересажен. Все-таки большой минус всех больших клеток, что они черт-те как собираются, даже та, что более удобная - стенки из прутьев гуляют во все стороны, упора никакого, полки развешиваются по несколько раз, так как они оттуда все время выпадают, пока она не зафиксирована полностью. Ну, зато у хомяка есть пространство Другой вопрос, насколько оно ему нужно Но все-таки приключение и разнообразие.
Вообще-то, мне понравился узелок у Ривер, но нужна же была какая-то альтернатива, да и вдруг это просто потому что я его уже видел - они же сразу со спойлером выдают Чтобы без спойлера, ссылка на тест: shuwany.livejournal.com/517478.html
Вот любопытно, как свет в комнате практически выключен - горит только дальняя лампочка, так и при фильтре рыбки бодро носятся по пузырьку. А если свет включить, то сидят прижухшие, прижавшись поближе ко дну. Днем загородил аквариум дополнительно листом бумаги, и полюбовался редким зрелищем, как орнатусы хватают корм с поверхности. Как-то не фанаты рыбки светлой стороны. Видимо в рефлексах это по прежнему означает опасность - кто-нибудь увидит и съест.
драббл, 623 слова, кроссовер с «Игрой Престолов», АУ по обоим канонам Задание: retelling!AU Пейринг/Персонажи: король Джек Барроутеон, Мастер Ланнистер, Доктор Старк, спойлерРани Таргариен, спойлерКорсар Грантджо Жанр: описание исторической ситуации, пародия, ретеллинг Рейтинг: G Краткое содержание: В Вестерос приходит глобальное потепление.
Все смешалось в древнем многострадальном Вестеросе. Конечно, все шло наперекосяк и раньше, во все времена. Но казалось, именно после смерти Джека Барроутеона, безумного короля, сластолюбца и сумасброда, все и вовсе пошло прахом. Безумный король Джек считал себя божественным и бессмертным, и частенько подначивал своих приближенных проверить этот «непреложный факт» на деле, чем донельзя смущал их. Едва ли ему следовало повторять эту шутку в присутствии Мастера Ланнистера, мужа не только серьезного и достойного, но и обладающего неуемным исследовательским любопытством, который просто не мог не принять подобный вызов своей природной пытливости. К его удивлению и разочарованию, – а также ко всеобщему ужасу, – король все-таки скончался очень скоро после того, как меч из валирийской стали пронзил его непутевое сердце. Король не оставил наследников, так как имел прискорбное пристрастие к противоестественной любви куда более, нежели к естественной, в которой практиковался слишком мало и эпизодически. И так началось тревожное, беспокойное междуцарствие. Горя заботой о народе и королевстве, Мастер Ланнистер, так и не потерявший своей природной тяги к экспериментам, предложил, раз подвернулся повод, перейти к демократическому правлению. Которое обещал даже профинансировать. О золоте Ланнистеров ходили легенды. Над ним, как говорили, чахнет сам основатель династии, мифический царь Кощей. Последнее имя, впрочем, было родовым. Как раз чтобы отличаться от череды предшественников, последний представитель рода и предпочитал зваться по своему прозвищу Мастером – исключительно из пристрастия к техническим наукам. Имевший же пристрастие к социальным ценностям лорд Старк аналогичным образом носил взятое себе самолично имя Доктор. Доктор Старк болел всей душой за братьев наших меньших – обитающих за Великой Стеной одичалых и белых ходоков. Он вовсю обменивал у них стеклянные бусы и яркие ткани на шкуры лютоволков и прочие меха и северные народные промыслы. Поговаривали, что он был влюблен в предводительницу ходоков – прекрасную синеглазую Белую Розу. С народами за Стеной творилось что-то неладное – они отходили все дальше по мере того, как климат в Вестеросе по неизвестным причинам становился все теплее. Мастер выдвигал предположение о глобальном потеплении и и предлагал в целях сохранения экологии меньше пользоваться каминами и вырубать леса. Прочие не видели резона ему не верить, но не пользоваться каминами не спешили – хорошо говорить об этом тем, кто живет на юге! Да и идею демократической реформы сочли полностью утопической. Мало кто знал, что еще более далеко на юге дальняя родственница почившего короля, вернее, представительница более ранней ветви рода – Рани Таргариен, руководствуясь древними преданиями, пытается восстановить племя драконов, экспериментируя с пустынными игуанами, водящимися в тех краях в изобилии. Она исключала из их ДНК ген ограничения роста, а также пыталась вывести летающую и огнедышащую породу. С последними пока не задавалось. Это было вреднейшее производство, возможно, отражавшееся и на климате по мере того, как экспериментальные драконы взрывались над пустынными полигонами – особенно лучшие из них, приноровившиеся худо-бедно взлетать на наполнявшем их горячем газе, оставляя после себя огромные грибовидные облака, вместо того, чтобы аккуратно извергать пламя изо рта. Приближенные Рани пошушукивались, что неплохо бы поскорее сосватать госпожу замуж, чтобы она угомонилась и перестала впустую растрачивать свои молодые годы. Вот хотя бы за Мастера Ланнистера – их общая страсть к наукам всегда могла перерасти в нечто большее. А переживавший глубокую личную трагедию Доктор Старк еще не знал, что потеря Белой Розы, ушедшей со своим народом слишком далеко от более непригодных для поддержания ее жизни земель, дарит шанс на завоевание его сердца грозному Корсару Грантджо, курсирующему вокруг земель Вестероса подобно великому змею, оплетающему всю землю и кусающему себя за хвост. Мало кто знал, что Корсар давно был влюблен в Доктора, и был на самом деле хрупкой и нежной девой по имени Джо Грант, романтичной и доброй, пекущей на досуге вкусные булочки. Что ж, может быть у кого-то в Вестеросе и было будущее, были шансы и светлые надежды. Но глобальное потепление неумолимо наступало, и призрак Зимы отступал все дальше в пространстве и времени. Настали мрачные последние времена, сулящие примирение, утопическую демократию и заботу об экологии.
Danse Macabre
драббл, 377 слов, real!AU Пейринг/Персонажи: Ричард Докинз, Лалла Вард Жанр: зарисовка Предупреждение Эволюционная биология, отсылка, помимо работ Докинза, к теориям Р.Пенроуза. Задействованы реальные люди. Рейтинг: G
«Где пролегает граница между человеком и животным? Задавать такой вопрос может только невежда. В эволюции и самом времени таких границ нет. У животных, тем более у простейших или растений нет сознания, на которое можно было бы воздействовать. Развитого сознания. Квантовые эффекты в микротрубочках цитоскелета некоторые считают вполне достаточным для того, что могло бы считаться ранним сознанием. Но так ли нужно сознание? Поставим себе на службу саму жизнь. Начинающуюся с маленьких эгоистичных репликантов – генов. Если дать им стальную оболочку вместо носящих их биомашин, если их самих обратить в механизмы, они будут несокрушимы, они обратят все вокруг в свое собственное подобие, и значит, сотрут все, что могло бы обладать более высоким сознанием, в порошок. Красивая идея для будущего вселенной. Всего лишь будущее наномеханизмов. Но… с какой скоростью могут сами по себе эволюционировать механизмы, чья способность ошибаться ниже, чем у живых существ? Увы. Тупик». Профессор Докинз поставил точку, протер очки мягкой тряпочкой, фыркнул и чуть не стер напечатанное. Просто борги. Как завоевывать вселенную с боргами? Во что вшивать им «правило номер один»? Тем более что при малейшем сбое – даже техника переживает свои мутации, если предоставить ее самой себе – именно такие механизмы получат «эволюционное преимущество». Пожалуй, не стоит ничего такого делать. Тем более привлекать в свою армию «деревья, и камни, и птиц небесных» не только ныне живущих, но и давно почивших. Ведь ДНК потенциально бессмертна, ее можно вычленить из бессчетного множества погибших во все времена организмов. Такая армия сметет все живущее вместе с собственным предводителем и «создателем» одним мгновенным движением. И «бог – умрет». Да и кто знает, не являются ли современные гены именно ими – созданиями прошлых вселенных и сметенных прочь цивилизаций? Уже. Прямо сейчас. Давным-давно. Замыслы с размахом частенько теряют смысл, если просто подумать и представить себе последствия. Именно поэтому эволюция бездумна и лишена плана. Вода течет туда, где встречает меньше сопротивления. В этом часто разгадка, почему миром управляют идиоты и безумцы – те, кто не способны ничего предвидеть. – Дорогой, ты собираешься сегодня спать? – спросила Лалла, заглядывая в дверь. – Или в интернете опять креационисты? – Креационисты просто не понимают, что тот, кто был бы способен придумать Великий План, тот не нашел бы нужным его осуществлять! – Как скажешь, котейко, – с насмешливо-ласковой покладистостью ответила Лалла и закрыла дверь. Ричард Докинз усмехнулся. Он был слишком умен для того, чтобы захватывать мир. По крайней мере, сегодня ночью.
Смайл Красной Смерти
мини, 2370 слов, кроссовер с сериалом «Менталист» Задание: retelling!AU Пейринг/Персонажи: консультант КБР Гарольд Саксон, агенты спойлерМарта Лисбон, Кимбелл Чо, Уэйн Ригсби, Грейс Ван-Пелт, директор Винтерс, полиция и пр. Жанр: детектив, экшн, трэш, хоррор Рейтинг: R Предупреждение: горы трупов, намеки на децимацию и геноцид Краткое содержание: Калифорнийское Бюро Расследований расследует дела с помощью своего консультанта. А тот расследует их с помощью своей способности и склонности к массовому гипнозу. Кто может бросить вызов подобному беспределу органов правопорядка?
– Агент Лисбон, как вы только терпите этого циркача?! – побагровевший после едва закончившегося телефонного разговора, директор Винтерс пыхтел от злости. – Из каждого расследования он устраивает балаган! Лисбон, по обыкновению, держала лицо кирпичом. – Как скажете, сэр. Может быть, вам уволить нашего консультанта? – Не мелите чепухи. Он слишком ценен. Но постарайтесь держать его хоть в каких-то рамках! Вчера он загипнотизировал целую демонстрацию протеста против грубого обращения с лабораторными мышами и предотвратил кровопролитие и неминуемые человеческие жертвы! На прошлой неделе загипнотизировал целый стадион, чтобы найти убийцу легендарной рок-певицы. Что он сделает завтра? Загипнотизирует девяносто девять процентов избирателей на следующих президентских выборах?! – Не могу сказать, сэр. Разве только чтобы держать уровень преступности под контролем и ориентировать спецслужбы не мешать друг другу работать… Впрочем, вы знаете, что он этого не сделает. И почему не сделает. – Он асоциален по определению! – Но все еще ценен, как вы заметили. – Да! Особенно, если держать его подальше от людей… – Винтерс вздохнул и потянулся к ящику стола за пузырьком успокоительного. – К сожалению, это невозможно, иначе он станет бесполезен… Хорошо, вы свободны, поезжайте на место преступления, но передайте мистеру Саксону, чтобы он старался как-то ограничивать зону ментального поражения! Лисбон открыла дверцу машины со скучающим консультантом Калифорнийского бюро расследований внутри. Тот скатывал шарики из конфетной фольги и украшал их, протыкая зубочистками. Видимо, обчистил ближайшую забегаловку – зубочисток у консультанта был полный карман. – Это что, противотанковые ежи? – поинтересовалась Лисбон, кивая на россыпь блестящих колючих шариков на приборной панели. – Успокаивает нервы, – пробормотал консультант. – Защищают от всякого зла. Хочешь талисманчик? – Не хочу! – отрезала Лисбон, включая зажигание и срывая машину с места. Шарики от резкого толчка посыпались под сиденья. – Э-эй! Что ты творишь, вандалка?! – возмутился консультант. – Шеф передал, чтобы ты поменьше гипнотизировал стадионы, – Лисбон не забывала смотреть по сторонам и в зеркальце заднего вида. – Поменьше трюков, Гарольд! Не мог бы ты работать более ювелирно? – Мой ювелирный труд в данный момент катается под сиденьями. – Ты знаешь, о чем я говорю! – Конечно, знаю, – Гарольд зевнул. – Но это было бы так скучно! Куда мы сейчас? В нестарое, недоброе поместье с полным штатом убийц под предводительством дворецкого? – Не делай вид, что уже раскрыл это дело! Консультант пренебрежительно фыркнул. Долго ли, коротко ли, доблестная команда Калифорнийского бюро расследований докатила до оцепленного полицией огромного особняка. – Что у нас тут, Чо? – поинтересовалась Лисбон, энергично хлопнув дверцей. – Уже пять тел, – невозмутимо отозвался агент Чо. Его лицо, как обычно, казалось высеченным из высококачественного гранита. – «И показатели растут…» – пробормотал Саксон, вылезая из машины со своей стороны. – «Звездный путь», да? – обрадовался крутящийся поблизости агент Ригсби. – Надеюсь, что нет, – с подразумевающимся укором обронил Чо. – А вы уверены, что убийца покинул место преступления? – поинтересовалась Лисбон. – Полиция уверена, что не покидал, – сообщила подошедшая Ван-Пелт. Ее волосы горели на солнце как яркая медь. – Как это прекрасно! – воскликнул консультант, с энтузиазмом первым подныривая под желтой полицейской лентой на огороженную территорию. – Саксон! – окликнула Лисбон. – Ну дело-то, по счастью, на пять минут! – отозвался консультант, не замедляя шага и не оборачиваясь. – Если, конечно, полиция права. Они сделали правильный выбор, сразу же послав за нами… – Эй, стоять! Ни с места! – послышалось откуда-то сзади и правее. Саксон замер, поняв, что слова относятся не к нему. Полиция задерживала кого-то, кто пытался выбраться из особняка. – Остановитесь! Руки за голову! – послышалось за кустами слева. – Положите оружие на землю! Саксон закатил глаза. Судя по тому, сколько народу собралось срочно покинуть место преступления, видимо, слух о прибытии сюда КБР уже разнесся. Возможно, главный «виновник торжества» давно скрылся, а вот остальные испугались, что их неприглядные секреты вот-вот станут достоянием общественности, по крайней мере – сотрудников правопорядка. Так как если прибывало КБР, а с ним его консультант, то на девяносто восемь – девяносто девять процентов шансов скрыть их практически не оставалось. – Да не нужны мне ваши секреты! – сердито пробормотал Саксон себе под нос. – Я всего лишь хотел спросить, кто тут убийца. Из дома впереди донесся звон битого стекла, пронзительный крик, и в розовые клумбы сквозь окно выпала какая-то женщина. – Шесть... – откомментировал консультант, проследив за полетом. И поморщился, услышав звук, с которым, по-видимому, чья-то голова ударилась об один из окружавших грядку декоративных булыжников. – Господи, да они убивают друг друга, чтобы что-то скрыть, возможно, с самого начала!.. В глубине дома прогремели выстрелы. – Проклятье!.. – Увидев в руке одного из растерянных полицейских у входа рупор, Саксон припустил к ним бегом. – Эй, срочно! Дайте мне эту штуку! И тут, как я понимаю, должно быть полно динамиков в саду и внутри дома, подключайте! Скорее! Полиция, опомнившись, принялась лихорадочно доставать из карманов беруши, прекрасно, впрочем, сознавая, что они не помогут. Набрав в грудь побольше воздуха, консультант КБР заговорил в рупор: – Всем, кто слышит меня! Остановитесь, что бы вы ни делали! Сопротивление бесполезно! – Тьфу ты, ох уж этот Ригсби с его фантастическими сериалами!.. – Медленно и аккуратно выходите из дома через парадный вход. – Говоря, он тихонько мерно постукивал по трубке ногтем. Ритмичный фоновый стук всегда помогал его бархатному голосу лучше проникать в сознание «жертвы». – Идите свободно, не толкайтесь, не трогайте друг друга, выходите только в двери и по предназначенным для этого коридорам и лестницам. Не пытайтесь выходить в окна, особенно на этажах выше первого и сокращать путь, прыгая сквозь лестничные пролеты… Эх, надо завязывать с любовью поёрничать. А впрочем, чем дольше говоришь всякой чепухи, тем больше мошки запутываются в паутине. Шути и властвуй! – Что ты делаешь? – догнавшая его Лисбон вцепилась ему в локоть, но старалась шипеть потише. – Ты не мог бы накрывать гипнозом не всю окрестность сразу? Очень неудобно, когда из действующих сил правопорядка в сознании остаемся только я и Чо! – А какова вероятность, что число лиц, устойчивых к гипнозу, в округе превышает одного человека? – переспросил консультант, прикрыв микрофон рукой. – Вы в любом случае останетесь в численном перевесе! Между прочим, у массового применения больше преимуществ – срабатывает тот же механизм, что у массовой истерии, эффект отражается, рикошетит, входит в цикл и срабатывает кумулятивно… – И они начинают истерически приканчивать друг друга прежде, чем мы до них доберемся! – Побочный эффект эффективного метода, – вздохнул Саксон. Между тем, из дома чинными рядами выходили подозреваемые – приглашенные на вечеринку гости и солидный штат прислуги, постоянной и нанятой на вечер, общим числом душ около полутораста. – А теперь, мальчики и девочки, вы по очереди расскажете мне всё! Спустя еще четыре часа в подвале и шкафах обнаружилось еще пять покойников. Выживших убийц осталось трое. Все, как выяснилось, совершили нехорошее дело, не станем называть его преступлением в данных сложных обстоятельствах, в порядке самообороны. Виновника первых двух убийств, запустивших процесс, прикончили несколько раньше. Им оказалась полусумасшедшая старушка – владелица особняка, которая разделалась с парой наследников, заподозрив их в стремлении аналогичным образом избавиться от нее. Старушка ошиблась. Ее собирался укокошить и воплотил это свое намерение другой наследник, также почивший в дальнейшей бойне, неудачно попытавшись избавиться от свидетеля. Еще пара виновных в разной степени и в разном количестве убийств покончили с собой на месте. При всем упомянутом даже действия старушки трудно было назвать первыми убийствами, разве только первыми на этот прекрасный день. В ходе расследования с применением гипноза, был вскрыт старый замурованный погреб, в котором обнаружились еще четыре очень давних тела. Виновный в этих преступлениях пал жертвой сегодняшних недоразумений. Так что информация поступила не от него, а от случайных свидетелей, которые даже не подозревали, что были свидетелями и знали столько опасного для собственной жизни. Даже сама старушечка-владелица дома не знала, какие следы заметал ее племянник, настоявший когда-то на капитальном ремонте здания. Который, кстати, пал первой жертвой ее разыгравшейся паранойи. – Пятнадцать покойников на сто пятьдесят человек гостей и прислуги, – меланхолично отметил Чо. – Десятая часть. Слышали когда-нибудь о децимации? – Некорректно считать старые скелеты в числе процентов только сегодняшних гостей, – придрался Ригсби. – Но звучит здорово! – Ничего здорОвого, – с ударением на второй слог проворчала Лисбон. – Но пострадали в основном виновные! – напомнил консультант. – Ключевое понятие тут «в основном»! – А старые убийства могли бы остаться и вовсе никогда не раскрытыми. – Бесплатный бонус, – порадовался Ригсби и заслужил очень задумчивый взгляд агента Чо. – Dura lex, sed lex, – глубокомысленно сказал Саксон. Вернулась Лисбон, отходившая, чтобы ответить на входящий звонок. Выглядела она озабоченной. – У нас еще одно дело. Поместье «Просперо». – «Просперо»? – встрепенулся Ригсби. – Это не то, что выкупила секта визионеров? А что у них там? – С ними никак не могут связаться. – И что, нас посылают посмотреть, что у них со связью? – ошарашенно спросила Ван-Пелт. – Хорошие у них связи! – Уж с этим никто не спорит. Заинтересовались и в ФБР, и в ЦРУ. Но мы гораздо ближе, вот нас и попросили заехать посмотреть, если мы тут закончили. Винтерс говорил очень взволнованным голосом. – Ладно, – вздохнул Ригсби. – Винтерса не успокоить – сердца не иметь. Погнали? – На всех парах, – откликнулась Лисбон. Две машины КБР катили по пустынной подъездной дороге за шлагбаумом с табличкой «Частная собственность!», поднятым собственноручно агентом Чо, не обнаружившим никого в сторожке смотрителя. Башенки в псевдоготическом стиле возвышались над кронами старых буков, мрачно распарывая своими когтями небеса. – Ни души кругом, – пожаловался неустанно озирающийся по сторонам Ригсби. – Уже давно! Это как же они всех достали, что народ на пушечный выстрел к ним не подходит? – Они любят уединение, – констатировал Чо. – А сами они где? Как на том корабле… как же его там? – «Мария-Селеста», – подсказала Ван-Пелт с заднего сиденья. – Точно. Она самая. «Мария-Селеста»! – с чувством повторил Ригсби. – Все как вымерло. Прямо жуть берет. Лисбон искоса поглядывала на своего пассажира. Тот казался ей до странности бледнее обычного. – Что думаешь? – спросила она наконец. – Я не думаю, – огрызнулся тот резковато. – Куда все делись? – Я гипнотизер, а не медиум! Довольно нервно Саксон постучал по ручке дверцы. Четыре раза, по-своему обыкновению. – Ох, – сказала Лисбон и затормозила. – Что это на дороге? Саксон подался вперед, затем молча снова откинулся на спинку кресла. Впереди на белом гравии подъездной дорожки был нарисован огромный красный смайлик. Чем именно нарисован, предстояло уточнить экспертам. – Как ты думаешь, они?.. – Я не думаю! – повторил Саксон. – Это подделка? – Не думаю. «Ах вот чего ты не думаешь! – отметила Лисбон. – Делаешь вид, что знал с самого начала. Ну, раз это улика…» Лисбон расстегнула ремень безопасности и выскользнула из автомобиля. Скрипящий зубами консультант последовал ее примеру. Вскоре послышались хлопки дверец второй машины. – Что там, что? – первым вопросил горящий любопытством Ригсби. – Догадайся, – предложил Чо, заметивший фрагмент дороги впереди и мысленно дорисовавший картину по этому фрагменту и по поведению тех, кто вышел из первой машины. – Смайл Красного Доктора… – произнесла Ван-Пелт, подходя к «улике». – Как вы думаете, это ловушка? – спросила она тревожно – Для нас – едва ли, – ответил консультант. Лисбон приподняла бровь, отметив, что он не ответил на этот раз, что «не думает». – Но теперь мы знаем, что впереди, – трагично заявил Ригсби. – Галлифрей, – сказал Чо. И все агенты невольно вздрогнули и поежились, вспомнив, какая судьба постигла целый городок, откуда родом был их консультант. В одно прекрасное утро все жители городка оказались убиты. Больше всего походило на то, будто они внезапно сошли с ума и перебили друг друга. Должно быть, под влиянием некоего воздействия на их разум. Саксон в это время отсутствовал в городке, разъезжал с предвыборным турне, баллотируясь в губернаторы Калифорнии. Как раз в это время он похвастался в шутку в прямом эфире, что считает себя лучшим гипнотизером на планете, и потому считает свою победу предрешенной. Также он пообещал улучшить раскрываемость преступлений в штате и проконтролировать раскрытие некоторых громких дел. Но на дороге, по которой он возвращался в родной город, был нарисован огромный кровавый смайлик, с надписью рядышком: «NO MORE». Это, конечно, сорвало для него выборы, и губернатором был во второй раз избран Арнольд Шварценеггер. Никогда еще серийный убийца, известный как Красный Доктор, не совершал преступлений подобного масштаба. О его личности ничего не было известно, но о нем ходили легенды. У него были друзья и поклонники, будто рассеянные повсюду. Они называли его Красным Доктором, считая, что он исцелил их через свои и их собственные кровавые деяния. Исцелил от иллюзий, от страха и несправедливости мира, от всякой лжи. «Он – жизнь, он – свет, он – любовь, – говорили они. – Он – свобода. Он везде и повсюду, неуловимый, всепобеждающий». Говорили, он был добр к своим друзьям. Они были готовы умереть за него. Казалось, он был теневым правителем мира, действующим из неизвестности, через множество подставных лиц, в том числе весьма влиятельных. Агенты уже знали, что ждет впереди. Чугунная ограда, оплетенная внутренностями, с остриями, усаженными отрезанными головами, не стала для них неожиданностью. Зубчики поменьше были украшены глазными яблоками. – Что будем делать с воротами? – растерянно спросил Ригсби. – До приезда экспертов, я имею в виду. Не распутывать же эти клубки… – Давайте посмотрим, где еще мы можем перебраться через ограду, – сказала Лисбон. Агенты разошлись в разные стороны, исследуя каменную стену. – Надо же, – проговорила Лисбон, приглядываясь к одной из голов на ограде. – Он добрался до Стайлза! Похоже, он очень не любит тех, кто воздействует на чужие умы, кроме него. Включая тебя. – Раз он добрался до Стайлза, значит, он разделался не с ним, – заявил Саксон довольно парадоксально. – Ты не слишком эгоцентричен? – Нисколько. Ты уже сообщила Винтерсу? – Он не берет трубку. Я оставила ему сообщение. – Шеф, я нашел, где можно подняться! – послышалось со стороны агента Чо. – Мы тоже! – позвала Ван-Пелт, уже забравшаяся с плеч Ригсби на гребешок стены. – Саксон… – окликнула Лисбон и с изумлением огляделась. Консультанта нигде не было видно. – Гарольд! За деревьями неподалеку взревел мотор автомобиля. – Ах ты!.. – пробормотала Лисбон, сунув руку в карман – ключей от ее машины там не было. Саксон на полной скорости примчался к штаб-квартире КБР, игнорируя полицейские сирены, оставленные далеко позади. Взлетев по ступенькам, он ворвался в здание. Так он и думал – на стене вестибюля прямо напротив входа красовался кровавый смайл. Повсюду лежали безжизненные тела, царили смерть и запустение. Дверь в кабинет Винтерса была распахнута. Саксон вздохнул поглубже и сделал шаг внутрь. Голова Винтерса стояла на рабочем столе как экзотический сувенир. Рядом лежал лист бумаги, на котором было что-то отпечатано. Он догадывался, что там будет, так что не торопился. Какое-то время он смотрел на отрезанную голову, вспоминая. Так встречали его когда-то в его собственном доме, на его столе, головы любимой морской свинки и хомячка. Наконец он взял в руки листок и посмотрел на отпечатанные красным на цветном принтере Винтерса строчки: «Твои питомцы – мои игрушки. Ты в ответе за тех, кого приручил». Он и не заметил, как рядом появилась Лисбон. – Когда я найду его, я не отдам его в руки правосудия, – произнес очнувшийся консультант. – Я его убью. – Бюро больше нет, – трезво оценивая ситуацию, ответила Лисбон. – Может быть, хватит играть честно? Нам нужна пресс-конференция. Прямой эфир. Чем больше каналов, тем лучше. Все должны знать, что сделал Красный Доктор. Мы должны рассказать все о его деяниях. Поднять всеобщую волну протеста. Он не сможет долго скрываться от всех. – Спасибо, Марта, – от души сказал Гарольд Саксон. Ему казалось, он впервые назвал агента Лисбон по имени. Красный Доктор перешел черту. Настало время для лобовой атаки. Даже если придется для этого загипнотизировать и завоевать весь мир. Он ведь не сможет уничтожить всю планету, лишь бы она не досталась никому?..
2-й лвл, миди, 4212 слов Персонажи:Симм!Мастер и др. Категория: джен Жанр: монолог с фрагментарными диалогами Примечание: Название позаимствовано у одноименного сериала 2013 года, в свою очередь позаимствовавшего его у минисериала ВВС и романа Майкла Доббса. Краткое содержание: Бесконечный треп мистера Саксона.
Что можно сказать о человеческих политических играх? Таких предсказуемых, таких понятных. Таких доступных и низшим формам жизни и разума. Доступных и высшим. Например, Галлифрею. В сущности, всё то же. Наверное, можно было бы сказать, что мы деградировали, погрязнув в политике вместо развития, приняв за данность «тупик технического прогресса». Власть… она же так разъедает души. Правда? Так говорят. Любая власть. В том числе власть над временем, которой мы всегда кичились, считая ее данностью. Над временем и пространством. Над развитием и не-развитием любой другой цивилизации, с тех пор как основатель нашей – Рассилон создал стабильное Время, более известное как Паутина времени, по которой можно путешествовать. И что властна над всем несбывшимся, над тем, что могло бы быть. Быть может, над лучшим, что нам могло быть дано. Над самой нашей жизнью, забранной этим Временем в насмешку над тем, что мы вздумали обладать им. Где этот Галлифрей теперь? Что от него осталось? Лишь я и Доктор. Что мы можем сделать со Временем? То же, что и Рассилон. Наметить свое, стабильное и настоящее, презрев то, что угасло. Забрав с собой лишь то, что стоит забрать. Если мы можем взять свое, значит, мы возьмем свое. Мы? Интересно. Не о Докторе же я говорю. Хотя он единственный кроме меня осколок древней цивилизации. Такими осколками не разбрасываются. Наверное… По крайней мере, он тоже сумел выжить. Это чего-нибудь да стоит. Возможно, в нем есть потенциал… который лишь нужно разбудить. Но до тех пор – следует держать его на коротком поводке, максимально обезопасив. Он так любит все дестабилизировать. Это бывает заразно, по-своему воодушевляюще и привлекательно. Забыть обо всем, носиться по Вселенной, считая звездочки, гипнотизирующие своими взрывами и угасаниями, теряя время и теряя себя. Это здорово. Но это лишь рассеяние энергии, энтропия. Разрешение чему-то внешнему поглотить себя, растворить, переварить, использовать. Это опасно. Слишком опасно, чтобы поддаваться этому беззаботному очарованию мира, который не имеет формы, который нужно лепить во что-то существующее и настоящее, иначе не будет ничего. Только рассеяние. Только сон и смерть. Ничего нельзя выпускать из-под контроля. Особенно такую вещь, как Время. Но вернемся к людям. Я провел с ними немало времени. Даже был одним из них. Куда дольше, чем хотелось бы, узнав их лучше, чем хотелось бы. Их мелочность, продажность, корыстность, подлость, зависть. Не разглядывая их в микроскоп, оказавшись одним из них. Не худшим из них. Проявляя к ним терпимость и жалость, казавшиеся бесконечными, бросаемыми в бездонный колодец. Но нет ничего бесконечного. Конец есть даже у вселенной. И у терпимости. И у жалости. У пресловутой «человечности», которая вовсе не является неотъемлемым свойством любого человека. Предоставьте их самим себе, и они быстро отточат себе зубы, чтобы удобнее было рвать мясо своих сородичей. Ах, извините. Не совсем сородичей. Сперва – не сородичей. Нельзя же считать сородичами тех, кто не входит в стаю. Стая – это неприкосновенный запас «на потом», когда будут съедены все остальные. Запас, который помогает, к тому же, добраться до тех, кто снаружи! Так было не только сто триллионов лет спустя, но и всего миллионы лет назад от той благословенной эпохи, в которой мы находимся и строим наш прекрасный новый мир. Кто бы поспорил, что она благословенная, раз мы здесь? И раз тут вполне возможна какая-никакая даже почти что интеллектуальная жизнь. И здесь люди все так же любят стаи. Им нравится, когда их «избранные представители» хотя бы женаты, когда могут отнести к себе такое определение, как «примерный семьянин». Это будто говорит им о том, что они тоже члены семьи, что о них позаботятся. Разумеется, лишь зря себя обманывают. Человечья родо-племенная стая включает в себя около тридцати сородичей, максимум пятьдесят, никак не все государство при всем желании, даже жалкая сотня – это уже глубокая абстракция. Политики и знаменитости входят в жизнь простых людей подспудно, навязчиво, обманом – все эти суррогатные родственники, ради которых порой можно забыть и кровных. Вернее, скажем так, каждый из них предпочел бы, чтобы вы предпочли их кровным. При этом они знать не знают, кто вы такие, и им на вас совершенно наплевать. Но главное, чтобы не наплевать было вам, на чьих костях должен стоять их пьедестал. Но у вас будет сладкая иллюзия – иллюзия семьи, иллюзия племени, представитель которого – «ваш» родственник взмыл так высоко в лучах славы! И конечно, вы можете выбирать, их так много на любой вкус. Вы можете презирать одних, но попасться на соседние удочки, ведь вы просто так устроены. Ладно, на самом деле так устроены почти все, или даже все без исключения. Не стоит переживать из-за того, что все мы всего лишь биомашины, возомнившие, что наше существование – это нечто большее. Еще одна сладкая иллюзия, которой так удобно привлекать и одурманивать, она бессмертна… Было время, когда Доктор застрял на Земле в искусственно поврежденной рассыпающейся старой ТАРДИС. Провел годы среди людей, консультировал их насчет прочих пришельцев, делал вид, что защищал их и помогал справляться с множеством внешних угроз. Но разумеется, в своем беспечном духе он делал это совершенно неорганизованно. Не уверен, что он всерьез собирался кому-то помогать. Его спутники, друзья в ЮНИТ – это была лишь суррогатная стая, что он прекрасно знал и, уверен, ощущал каждую секунду своего принудительного изгнания. По мелочи он подбрасывал им то одну подачку, то другую, чтобы его принимали за своего хотя бы отчасти, раз уж он не мог вернуться к своим делам или к своим соотечественникам. Иначе, в конце концов, дикари могли бы просто съесть его. Выражаясь хоть фигурально, хоть буквально. Но что-что, а выживать Доктор все же умеет, несмотря на применение стратегий, отличных от моих. Теперь в искусственно-неисправной ТАРДИС на Земле оказался я. Моя память не была заблокирована и, пожалуй, я мог бы ее починить. Но чем этот старт был хуже другого, чтобы понадобилось искать тот другой? С Галлифреем что-то случилось после Войны – это стало понятно сразу, до того, как Доктор смог объяснить уточняющие детали. К этому шло еще тогда, когда я предпочел скрыться в конце вселенной – месте, причинно-следственные связи с которым так слабы и туманны, что, что бы ни произошло, пропасть времени, разделяющая нас, должна была сработать как защитный буфер, несмотря на весь прочий возможный риск, связанный с пребыванием там. Почти уход в зону непредсказуемых вероятностей. Но мало того, что со знанием о них эти вероятности стали куда предсказуемей, Доктор сам сделал половину дела: закрепил связь конца с началом – настоящего с концом вселенной. Мощная проторенная тропа во времени! Просто подарок, от которого нельзя было отказаться. Новое течение времени, которое нужно было лишь закрепить и обжить, сделать новым потоком реальности, новой историей. По которой – несомненно – можно путешествовать. Ведь то, что осталось после Галлифрея, было весьма сомнительно и ненадежно. Если он отсечен от времени и от реальности, все проложенные дороги должны понемногу зарасти, размыться, стереться, уничтожиться. Для того, чтобы можно было начать все заново. Создать новый Галлифрей с его новой реальностью. Если он будет создан на Земле… Какая разница, с чего начинать?! Особенно если переплести конец с началом. Особенно, потому что неплохо было бы проконтролировать, чтобы все шло так, как нужно, чтобы ничто не вмешалось в начало, не обрушило фундамент, чтобы Доктор исправно отправился к концу вселенной в нужный момент. Чтобы ничего к тому времени не стряслось непредсказуемого, и даже чтобы Земля не оказалась невовремя захвачена кем-нибудь еще… Доктор ведь столько всего пропускал! Как говорили в одном из местных фильмов: «Небо – штука здоровенная», а уж во Времени оно – еще больше! Так что помощь нашей стартовой площадке следовало бы как-то организовать. И вот тут мы возвращаемся к политике!.. «Пользуйся тем, что у тебя есть». У меня была ТАРДИС, настроенная на поддержание магистрали Земля – Утопия… Да-да, Утопия, не только Малкассайро. Неплохой запас времени здесь, на Земле, и неплохой охват пространства там, особенно если все же немного покопаться в настройках. Тем более что Утопия значительно интереснее Малкассайро, хотя на последней, конечно, можно было бы рекрутировать сотенку-другую будущников, но у этого союза, пардон за каламбур, вовсе не просматривалось перспективного будущего. И в моем распоряжении была Великобритания. Разумеется, не было никаких трудностей в том, чтобы путешествовать вокруг земного шара сколько вздумается, но был еще и пациент… питомец… подшефный… иными словами тот, за кем стоило приглядывать на расстоянии и заботливо сдувать пылинки, то есть Доктор. Некто, наиболее близкий к понятию моей не-суррогатной стаи. Хотя поговорить по душам с ним можно было бы, только как следует приперев к стенке и поставив в безвыходное положение. Но что делать – «пользуйся тем, что у тебя есть»… Мы не только успешны в выживании. Вследствие этой своей успешности, мы еще и конкуренты по всем статьям. Что же, пришло время поговорить о моих конкурентах – людях. Вы даже не представляете, что они готовы вытворить друг с другом и всеми, кто подвернется под руку! Ладно, о чем я говорю? Вы прекрасно это себе представляете, ведь вы – такие же, более или менее. Знаете, как сделать другому гадость, перервать глотку, буквально закопать и за куда менее ценный приз, чем высокий влиятельный пост. А ставки все растут с каждой ступенью – представляете себе?! Что-что? Вам стало нехорошо? Понадобилась ванная? Второй этаж, налево до конца коридора. Противорвотное в ящичке над раковиной! Постарайтесь не загадить любимый коврик Люси! Вспомните и коронные пять слов Доктора: «Она вам не кажется уставшей?» Небольшое представление о том, как чувствуют акулы всего лишь каплю крови. Это просто, верно? Кажется примитивным и незначительным, и едва ли Доктор сказал хоть что-то, что не было сказано уже сотни раз на все лады, так и этак. Возможно, он переоценил собственную роль в истории. Или переоценил имеющийся у людей выбор – попытался воздействовать на меньшее зло, – что очень легко! – а по какой причине? По той, что большее, облизываясь, всегда поджидает рядом, ожидая той самой капли крови. Возможно, я немного помог тому, что случилось. Но пусть запомнится эта фраза. Когда «хорошие люди» начинают рыть друг другу яму, мы, люди не столь хорошие, никогда не упустим этого момента. Мы всегда поможем. Но представьте себе и то, как успокаивающе действует даже на самых нервных и озлобленных людей капелька гипноза – обещание покоя, который им всего лишь снится. Покой в царстве параноиков – неслыханный деликатес. Разбуженное желание проиграть – чтобы самое страшное уже случилось, и нечего было бояться. И это все помимо того, что они не могли бы ничего мне противопоставить никаким другим образом – слишком большая разница в весовых категориях. Но чтобы все прошло спокойно и гладко, пусть во всех курятниках и коровниках играет успокаивающая музыка. Успокаивающая даже тогда, когда гремит, грохочет и скрежещет на полную мощь – ведь среди всего этого прячется спасительный ритм, убаюкивающий и делающий жизнь проще, возвращающий в сказочное, никогда не существовавшее царство детства. В котором живут и токлафаны. Воплощение детских страхов. И детской надежды, детской любви к тому, кто протянет к ним руку, утешит, даст конфетку, покажет место, где можно играть, и назовет их своими детьми – членами своей семьи, своей стаи. Доведены до полного панического, безнадежного ужаса, готовы к усыновлению. Но на Земле они появятся после. Всему свой срок. И ужасу, и надежде, и тому, чтобы эффективного максимума достигло их число, собранное по крупицам с необъятных просторов вселенной, раздувшейся почти до бесконечности, слишком сильно приблизившейся к понятию полного круглого нуля. Выскребем из нее всё, что можно, без остатка. Никто не собирается туда возвращаться. Движение в один конец, но не туда, куда «задумывала» вселенная. А здесь пусть тоже будет по-своему место надежде и вере в лучший исход. Несмотря ни на что, они не должны ощущать исходящей от меня опасности. Я добр, обаятелен, забавен, во время официальных встреч, интервью и дебатов я насмешу их так, что они забудут думать о чем бы ни было, я могу насмешить их, потому что сам умею смеяться и посмеюсь последним, когда тени улыбок будут стерты со всех прочих лиц. Я – меньшее зло, как должно казаться многим, предпочтительно – всем. Я не причиню зла никому конкретно, и в этом они сойдутся, разбираясь друг с другом, с кем угодно, но не со мной. А я только немного помогу им. Я же всегда готов придти на помощь. Свой парень, примерный – и счастливый – семьянин, и даже мое имя закрадется им в подсознание как символ их, пусть глубоко условно, англо-саксонской нации. Nomen est omen. Я рожден, чтобы править на этой земле. Сперва на «земле» с маленькой буквы, а затем и с большой. И ведь я в самом деле берегу их и защищаю. Какое место подойдет для этого лучше, чем министерство обороны? Здесь столько всего можно сделать! Здесь так много можно скрыть, среди бесконечности засекреченных данных. Можно раскрыть множество дел, казавшихся безнадежными, обнаружить и показательно уничтожить столько мелких угроз человечеству, так что благодарность будет безмерна среди посвященных, а естественная зависть будет подавлена и отведена в сторону поистине ангельским вмешательством. «Архангельским», конечно же. Но не с первых же минут. Систему еще нужно создать и запустить в действие. Не стоит недооценивать простой таймлордовский фактор. Найдите обиженных и утешьте их, найдите угнетенных и покажите им будущее, найдите печальных и развеселите их, найдите бесчестных, и дайте удовлетворение их жертвам. – Разве не это же делает и Доктор? Не находите, что вам есть смысл хорошенько задуматься о его истинных целях? Подумайте только – война закончена, весь Галлифрей мертв, а он – жив и представляется вам спасителем и агнцем, да, для него это плевое дело – спасать муравьев и их маленький муравейник. Воспользовался ли он своей властью? Смотря в каком смысле, и смотря к чему он стремился. Все ли детали плана нам известны? Достоверно ли нам известно, что это не план, а именно бесцельное метание? – Самое веселое в этом то, что тем, с кем вы будете добры, будет все равно, или почти все равно, что вы сделаете с другими… Главное, создать из этого систему, не нужно беспорядочных метаний и отрывочных булавочных уколов, которые так любит Доктор. Если, конечно, он действительно любит именно это… Впрочем, в это можно поверить как в рабочую гипотезу. Иначе затраты времени на этот план превосходят всякое вероятие и теряют целесообразность. Надеюсь, я успею опередить его, каков бы ни был план… Нужно не забывать двигаться в нужном ритме… Разу уж он есть – «воспользуйся тем, что имеешь». – Скажите, мистер Саксон, вы ведь такая внезапная темная лошадка… – игривое, почти пренебрежительное «ха-ха-ха!» – как вам удалось так быстро взлететь по карьерной лестнице и стать министром обороны? Еще год назад мы совершено ничего о вас не слышали! – О, видите ли, Элисон, я же могу звать вас Элисон… Так вот, не имею ни малейшего представления. Боюсь, все просто были слишком добры ко мне, возлагали чрезмерные надежды… Ротик искусственной блондинки с микрофоном округляется в изумленное «о»: «Разве можно так говорить?.. Это же прямо-таки самоубийство в прямом эфире!» Да, верно, но именно за это меня и полюбят! – Ох! Чрезмерные?!.. – Именно так! Разве можно ожидать, что мне всегда будет удаваться разрабатывать успешные планы, позволяющие экономнее и эффективнее обходиться с бюджетными средствами, позволять лучше обеспечивать нужды рядовых сотрудников, обеспечивать их социальные гарантии, беречь людей, свести все возможные потери к минимуму, ведь всякая жизнь, жизнь гражданского и жизнь военного – бесценна, жизнь любого гражданина нашей Родины. – Ах, вы так правы, – Элисон заливается краской и смущенно покусывает губки. – Но разве можно рассчитывать на то, что это будет всегда мне удаваться без вклада моих самоотверженных помощников? – Неконтролируемые аплодисменты в зале. – Без помощи всех британцев, которых я знаю, отлично выполняющих свою работу, заслуживающих лучшего будущего, какое мы только можем построить. – О… – Элисон почти сладострастно стонет. – Вы уж извините меня, что информация о моей деятельности начала просачиваться в СМИ только в последний год. Я пытался быть скромным, но рано или поздно, увы… «увы», правда, Элисон? Или все-таки не совсем «увы», и с этим еще можно что-то сделать хорошее? Все тайное становится явным. Я принимаю это со смирением! Аплодирует даже съемочная группа, пытаясь не уронить переносные камеры – вся надежда на те, что на штативах…
– Скажите, мистер Саксон, почему вы выдвинули свою кандидатуру в премьер-министры? – Серьезно? Я ее выдвинул? О, боже мой… почему мой секретарь еще не сообщил мне об этом?!.. Смех в зале, ведущий тоже давится вежливым смешком. – Разумеется, вы ее выдвинули, мистер Саксон. Так почему же вы это сделали? – Ну что же, если быть серьезным, то, конечно же, в надежде на лучшее будущее всей Великобритании. Если я могу внести свой скромный вклад, будет чрезвычайно безответственно не сделать этого. Если не могу – у нас весьма демократичная конституционная монархия. Каждый может сказать свое слово, и я соглашусь с каждым из них. – Ну, бросьте, Саксон, – с ухмылкой бросает другой кандидат, министр финансов Дэниэл Форбс. – Вы хотите сказать, что не преследуете никакой корысти?.. Я на мгновение прикрываю глаза. – Корысти, Форбс? – роняю я кротко. – Вы серьезно? Больше ничего говорить не надо, зрители в студии покатываются со смеху, с трудом пытаясь удержаться на своих стульях. Форбс пунцовеет, сообразив, что употребил слово, безумно подходящее ему по профилю его стези, но чертовски неудачное в таком контексте. – Все, чего я желаю, – говорю я спокойным проникновенным тоном, – это безопасности для всех жителей этого королевства. Я не оригинален, ничуть, ведь я всего лишь министр обороны. И я хочу защитить их, обеспечить их мирную жизнь без страха перед будущим, без страха перед чем бы то ни было. Они заслужили это. В каком-то смысле я не собираюсь покидать свой пост. Я намерен… проследить, чтобы все было честно, по правилам, мне все равно, выиграю я, или нет. Для меня главное – люди и их благополучие, за которое я буду сражаться, где бы я ни был. Кем бы я ни был. Зал аплодирует стоя. Форбс разгромлен, и представления не имеет, что я сделал что-то намеренно. И что пятнадцать спутников уже функционируют. Все могло прекрасно пройти и без них, но нужна инерция, нужен драйв, сила передачи большая, чем она происходит естественным путем. Всякому семени нужна благодатная почва – еще более благодатная, чем возможно. Для Форбса я почти всего лишь удачливый болван, которому повезло, что тот сам был что-то не в форме в тот день, и с которым не следует всерьез бороться, ведь я и так споткнусь на любом следующем шаге. Обо мне не следует беспокоиться. – Добрый день, дорогие телезрители, сегодня у нас в студии один из фаворитов предвыборной гонки, экс-министр обороны… Так ведь верно будет сказать, уже бывший? – Как вам будет угодно, Питер! – Экс-министр обороны Гарольд Саксон и легендарный эволюционный биолог Ричард Докинз! Поприветствуйте наших гостей! Спасибо! Громче! Громче!.. – Питер! Помните, я никогда не перестану защищать вас, даже если не буду министром обороны! – Прекрасно! Ха-ха! Спасибо! Слово нашему легендарному антикреационисту профессору Докинзу! – Питер, было бы достаточно, если бы вы назвали меня последовательным дарвинистом. Благодарю. Как я понимаю, мне уже можно задавать вопросы. Объясните, пожалуйста, мистер Саксон, какую позицию вы занимаете в сфере светского образования? – Мистер Докинз… во-первых, позвольте мне выразить вам мое глубочайшее уважение и радость по поводу нашей встречи в этой студии! Во-вторых, смею вас заверить, я глубоко уважаю науку. Я не могу отмести желание людей верить во что-то лучшее, но эволюционная теория – это прекрасно! Это открытый путь к совершенствованию, если мы желаем этого. Ведь мы разумны. Бог знает, через какие ужасы естественного отбора мы получили наш разум, но то, что мы имеем теперь сказать: «Мы – разумны!» Мы можем сознательно стремиться ко всему, что есть в нас лучшего! Мы способны отличать добро от зла, моральное от аморального. Насколько мне известно, высшие чины англиканской церкви не отвергают учение Дарвина. Образованный и верующий человек мог бы сказать вслед за Нильсом Бором – «Не следует указывать Богу, что ему делать!» Если эволюция – его творение, как можно ее отвергать? Как можно отвергать тот интуитивный постулат, который мог бы быть выражен совершенно научно: «праведные – спасутся». Нам ли устанавливать меру праведности? Или самим законам Бытия? Разве это – не эволюционно? – Э… прошу прощенья, мистер Саксон, мне кажется, вы выражаетесь довольно поэтически и двусмысленно. – О, простите меня, это просто потому, что я политик! – Смеются все, включая Ричарда Докинза. – Как вы думаете, – вмешивается Питер, – насколько приемлемы к современной политике принципы «эгоистичного гена» и альтруистичного поведения? – Полагаю, что приемлемы на все сто! Каждый хочет защитить свой дом, свою семью, самых близких людей. Но чем дальше мы движемся по пути прогресса, тем более близкими нам становятся другие люди. Наш гуманизм – наследие тяжелых, мрачных времен, но мы им обладаем, и это наша величайшая ценность. Общий для нас «мем». Я ведь правильно называю? Это ведь ваше изобретение! – Докинз благосклонно кивает в ответ. – Может быть, «эгоистичный» в своем корне. Но он прекрасен, объединяет людей всех рас и вероисповеданий. Пусть же он ведет нас и дальше. Мир ширится, ширится наше мировоззрение, и наше представление о семье, о наших родных. Мы знаем, что все мы потомки одной «митохондриальной Евы», что все мы потомки одного древнейшего белкового первопредка, которого биологи нежно называют Лука. И если, как сказал Джон Холдейн, каждый из нас способен отдать жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов, то почему бы не сделать это, зная, что они сделают то же в ответ? Мы все связаны и прослеживаем свою родословную все дальше и дальше. Мы становимся все более всеобъемлющими, а значит – альтруистами! – Но, скажите пожалуйста, как вы намерены поступить с элементарной школьной программой? – интересуется Ричард. – Школьная программа должна быть школьной программой, мистер Докинз, не религиозной, тут я с вами совершенно согласен! Да неужели, неужто я могу отрицать даже в ходе предвыборной программы происхождение человека? Ни в коем случае! В конце концов, и повелители времени не были созданы каким-то мерзким всемогущим старикашкой, хотя многие не отказались бы видеть в нем Рассилона. Несчастные… – Мистер Саксон, можете считать, что вы уже получили мой голос! – Я чрезвычайно польщен! Вы один из моих любимых авторов! Позвольте пожать вашу руку! Мы обнимаемся и хлопаем друг друга по плечу перед камерами. Не удерживаясь от перешептываний об образовательной реформе, от которой он в совершенном восторге. Надо сказать, что из множества людей мне в самом деле импонирует этот антикреационист. Его бескомпромиссность, его горячность, способность разить словом тех, кто сделал себе судьбу и имя из пустой болтовни. Жаль, что он всего лишь человек, я мог бы принять его в свою «стаю». Знаю, моя симпатия к нему не образец популярности. Масса людей желала бы услышать совершенно иное. Но у меня есть система «Архангел», она набирает обороты, инерцию, и становится все более неважно, что я говорю. Они примут всё. Может быть, признание эволюции – единственный мой бескорыстный поступок. Я ведь тоже устаю. И рад тому, что конец близок. Конец этого человеческого театра. Все мы только биомашины, носители эгоистичных генов и генов нашего собственного эгоизма. Докинз – все еще романтик, он считает, что теперь, развившись достаточно, люди могут обрести власть над собственной судьбой, над собственными инстинктами. Могут стать свободными, выбирать лучшее. Могут ли стать свободными и выбирать повелители времени? Или и наши судьбы определены лишь нашими инстинктами? Тем, что таится в глубине нашего подсознания? Мы такие же биомашины, несмотря на несравненно более высокую ступень развития. На что же способны мы? На беспечность? На бесконечные игры с тем, что является самой сутью жизни для других цивилизаций? На игры политики? Может быть и так. Пусть так, если нет ничего другого. Люди – не те, кому следует выжить. Токлафаны напомнят им об этом. Чуть позже, после того, как люди сделают свой выбор. Выбрав того, кто «безопасен» и забавен, кто кажется романтиком и идеалистом. Впрочем, идеалистом, у которого что-то получается, успешным, развлекающим, добрым и честным. Не кажущимся опасным. Не ограничивающим их собственный эгоизм, патриотизм, шовинизм, как бы это ни называлось… Не ограничивающим их ограниченность. Их добрые патриархальные привычки. Ненадолго. Неважно… Они даже поймут – поймут, что время не стоит на месте, что оно требует лучших, и что ничего не остается прежним. Даже когда небеса разверзнутся, и шесть миллиардов неприкаянных душ вторгнутся с небес на грешную Землю, они будут знать, что заслужили это, своей корыстью, подлостью, коварством, всем, что они не могут произнести вслух при свете дня. Это деморализует их, заставит их руки опуститься. Нет никого без вины, и некому бросить камень. Каждый взглянет в глубины своей души, и увидит там тьму. Никто не способен бросить вызов, никто не может бороться с судьбой, с собственной природой, призывающей лишь оттачивать зубы и рвать на куски себе подобных. Вы еще не настолько разумны, как надеется оптимистичный эволюционист Ричард Докинз, вы все те же мелкие существа, дрожащие за каждую из своих ничтожных жизней, позволяющие тому, кто сильнее, определять ваше будущее. Вы могли бы стать креационистами. Все вы. Поверить, как токлафаны, что я создал вас и волен над вашими жизнями. Волен судить, карать и миловать. Потому что создал вас по своему образу и подобию. Так кто виновен в том, что с вами случилось? Разве не вы сами? А кто такие токлафаны? Разве не вы? Люди, грезящие о небесах, усеянных бриллиантами, но не желающие знать ничего, что не касалось бы их семьи, их племени. Их самих. Эгоистичные мозги в жестянках. У вас нет шанса. Вы могли бы эволюционировать, но не стали делать этого. Не стали делать до самого конца времен. Вы не знаете другого способа спастись, кроме как за чужой счет. Мы – повелители времени, не знаем тоже. Заслуживаем ли мы лучшего? Мы все погибли. Кроме двоих. История продолжается. История может стать новой, обновленной. Презревшей старое. Или не стать. Просто продолжаться, потому что нет никакой цели. И не может быть – все возникает из малого, и движется к чему-то новому, случайно, просто потому, что остается в живых посреди невероятного, безбрежного океана смерти. Чистой смерти, или вытесненности более удачливыми соседями. На пути… в неизвестность, в несуществующее, в не имеющее названия. Не имеющее цели. Не знающее формы и определенности – мы, в прошлом и настоящем, еще не знаем этого, как бы ни старались – каким должно стать будущее. Каким должно стать настоящее. Это незнание и называется жизнью. В самом деле? Что тогда значат все наши планы? Все интриги, происки, замыслы? Ничего. Это лишь замки на песке, которые будут снесены реальностью, когда настанет ее черед. Воображение. Мечта. Представление о целых мирах, которым не суждено проснуться.
– Пойми же, – занудно ноет Доктор из своей клетки. – Все, что ты создал в этом парадоксе – только замок на песке, карточный домик! – Нет, – возражаю я со злостью. – Это новый лик времени! Новая история. – Он рассыплется в мгновение ока, от любого дуновения ветра, малейшего толчка извне! – Если только вместе со всей вселенной, которую я заберу с собой, – смеюсь я. – Я – новый закон причин и следствий! Нет никого, кто мог бы разрушить этот карточный домик извне. Во вселенной есть только два повелителя времени. Один из них я, а второй – сидит в клетке, иссушенный, истощенный, хрупкий, как картонный листок – его может убить любое дуновение ветра. Малейший толчок извне.
ЛЮСИ драббл, 350 слов Пейринг/Персонажи:Симм!Мастер/Люси Саксон Категория: джен Жанр: историческая биология, безделушка Предупреждения: беседа о давно усопшей личности
«Lucy in the sky with diamonds!»
Посылку доставили на «Вэлиант» специальным рейсом. Позолоченный саркофаг, инкрустированный слоновой костью с вырезанными сценками: шимпанзе использует палку, чтобы достать банан, шимпанзе разбивает камнем кокос, шимпанзе с электродами, вживленными в мозг и так далее. Люси предвкушающе стиснула мой рукав точеными пальчиками. – Что это, милый? – Это подарок. На твой день рождения. Особенный. Ее глаза вспыхнули в нетерпении. – Это шкатулка? Такая большая?! – Нет, дорогая, – рассмеялся я. – Нет и да. Собственно говоря… – я наклонился поближе к ее изящному ушку – розовому завитку под золотистыми завитками тщательно уложенной прически и вкрадчиво прошептал: – это гроб! Люси вздрогнула так, что подскочила на месте. – Что, Гарри?.. – Роскошно, не правда ли?! Обладательница этого саркофага куда древнее хозяйки Тадж-Махала, древнее и значительней Клеопатры и Нефертити, Хатшепсут и Семирамиды! Люси зачарованно уставилась на изукрашенный гроб. – Так вот в чем дело! В истории и значительности, в величии и власти? – Именно! – Я сунул руки в карманы и просвистел мотивчик: «Люси в небесах в бриллиантах…» Люси определенно не уловила намек. – Кто же это?! – Знаменитейшая из древнейших прародительниц человечества, имеющая собственное имя. – О Господи! – прошептала Люси потрясенно, глаза ее расширились, будто пытаясь объять саму бесконечность. – Неужели это?.. – Ну, ну!.. – подбодрил я. – Ева?! – благоговейно выдохнула Люси повлажневшими подрагивающими губами. Я смерил ее ласково-ироничным взглядом. – Нет, Люси. При чем тут религия и глупые предрассудки? Я велел доставить ее прямо из Музея естественной истории в Париже, достойно украсив специально для тебя. Ведь она носит то же имя, что и ты – Люси, самая знаменитая самка австралопитека афарского, названная в честь песни группы «Битлз», игравшей в лагере археологов, когда ее нашли. «Люси в небесах в бриллиантах. Девочка с калейдоскопом в глазах»! Разве это не ты? Девочка из древнейших времен, живущая в небесах, на «Вэлианте», среди рассыпанных алмазов, режущих это небо и весь этот мир будто стекло. Ты же знаешь, что любят говорить о небесах токлафаны? Что оно соткано из бриллиантов, и сами они бриллианты - отшлифованная вершина вашей эволюции, спустя сто триллионов лет. Ну, скажи мне, разве тебе не нравится этот подарок? Люси молча разглядывала резьбу со сценками из обезьяньей жизни по слоновой кости и была бледна как эта кость. Кажется, она начинала понимать, кто она для меня на самом деле.
МИРИАДЫ ОГНЕЙ драббл, 516 слов Персонажи:Эйнли!Мастер Категория: джен Жанр: зарисовка Предупреждения: глубоко запущенный солипсизм
Есть такая давняя, старая как мир, теория, что все, что мы видим и знаем – всего лишь плод нашего собственного воображения. Это интуитивная философская догадка, но есть и ее научная версия, или настоящая подоплека – это «эффект наблюдателя». Волновые функции коллапсируют, океан возможностей превращается в единственную реальность. Угадайте – для кого. Тот, кто может подчинить себе свой разум и сделать этот процесс полностью управляемым, владеет целой Вселенной. Разумеется, возникает вопрос из вопросов – кто же придумал все эти теории помимо меня самого, если помимо меня ничего не существует. Ответ прост – разрозненные частицы моего собственного, единственного существующего сознания, стремящиеся к единой цели – полному контролю над собой и всем сущим, что по сути является одним и тем же. Я чувствую острую необходимость в этом контроле, власти и гармонии, лишенной противоречий и досадных помех и недоразумений, следующих из несогласованности мыслей и стремлений. Владеть всем миром значит всего лишь владеть собой. Но одно дело знать это, другое – добиться успеха. У меня был прекрасный план, рассчитанный, выверенный: воздействие на ключевую точку, центр тяжести царства вездесущего разума – Логополис. И что же? Стоило только закрасться сомнению – принимающему обычно вид Доктора, некогда дружественного и льстивого, затем исполненного скепсиса и явно враждебного, препятствующего – как опять все пошло наперекосяк. Закравшееся сомнение уничтожило четверть Вселенной, а то и треть – разрушило изрядную часть мира, а значит, и самого моего разума. Вместе с Тракеном – точкой долгой стабилизации и концентрации, родиной моей нынешней стабильной оболочки. Пусть все они лишь воображаемые – это знак того, как сложна моя задача, разрушение того, что могло бы представляться мне важным, несмотря на то, что я знаю ему цену, знаю, что оно не существует, несущественно. Точка же аналогичной стабилизации и концентрации той части моего сознания, что зовется Доктором – Земля – уцелела. И даже взяла на себя обязанность поддерживать континуум. И это, конечно – дурной признак. Сомнение во мне слишком еще сильно и разрушительно. И я не могу это игнорировать. Я должен справиться с ним: переиграть, договориться, переманить на свою сторону, переубедить, наконец – убить! Хотя переманить, конечно, было бы лучше. Ведь это все же часть меня самого, довольно значительная, воображаемый друг, альтер-эго, мое отражение. Нам следовало бы добиться гармонии – только тогда я смогу полностью подчинить его, избавиться, поглотить, одержать верх, ассимилировать. Со всем остальным будет проще – как со всем тем, что легко склоняется перед формулой: «Я – Мастер, и ты будешь мне повиноваться». Начнем с мира идей и математических формул, рассеем энергию моего воплощенного сомнения в царстве воплощенного парадокса, откуда нет выхода. Подчиняющееся мне воплощенное уравнение – Адрик – будет моим агентом, демоном в этом мире. Кастровальва – идеальная башня, где можно запереть в бесконечном тупике-лабиринте сомневающуюся часть меня самого. Место для исцеления души и разума. Ты слышишь, Доктор? Я знаю тебе цену: ты – только часть меня. Пусть погасли мириады огней – звезд, миров или нервных клеток моего воображаемого мозга, – нельзя забывать, что это лишь метафора, нельзя заостряться на том, что это нечто реальное. Даже если это и впрямь картина моего мозга – это лишь представление о нем, которым я могу и должен управлять, чтобы подчинить себе свое собственное бытие. И ты будешь повиноваться мне. Как будете все вы – вы, лишь порождения моего собственного воображения, нестройный хор, что обратится в нечто новое и великолепное, слившись в одном величественном гимне.
– Итак, мы все собрались здесь, чтобы произвести ревизию наших планов, – подытожил Профессор Яна, председательствовавший на этом собрании как представитель самых последних известных в континууме времен, а также в некотором роде «сторонний и – еще раз в кавычках – «незаинтересованный» наблюдатель». Различные версии Мастера посматривали друг на друга с подозрительностью и тревожным любопытством. – Начнем с вас, – профессор обратился к Дельгадо-версии. – Поведайте почтенному собранию, зачем вы преследовали Доктора? – Затем, что он мерзавец! – ответил Дельгадо-Мастер, сердито сцепив пальцы, затянутые в черную кожу неизменных злодейских перчаток и нахмурив брови. – Стоит только забыть о нем, как он появляется из ниоткуда и мешает, стоит попытаться вспомнить о нем и разобраться – возмутительно ускользает и рушит еще парочку-другую планов! Надо же наконец выяснить, кто умнее, этот идиот или я… – Дельгадо-Мастер порозовел сквозь естественную испанскую смуглость, кашлянул, сообразив, что он ляпнул, и поспешил добавить: – В смысле, должен же разум восторжествовать, невзирая на ту естественную формулу, что известна примитивным народам в виде пословицы «дуракам везет»! Хотя в моих сезонах он был еще не такой дурак. – А вы? – Председатель передал слово Эйнли-версии. – Мне, собственно, практически нечего прибавить, – развел руками Эйнли-Мастер. – В какой-то момент такие вещи переходят в привычку. А потом в компульсивное расстройство. Сначала заводишь игру, потом понимаешь, что она идет как-то неидеально, и все пытаешься и пытаешься выправить, чтобы все пошло так, как надо, и так до тех пор, пока не дойдешь до полного озверения… – А почему нас пропустили? – недовольно заворчали Пратт и Биверс-версии. – Или думаете, что если мы так выглядим, то и аргументы у нас какие-то тухлые?! – Протестую! – возразила Эйнли-версия. – Между прочим, я – это те же самые вы, только в более коммуникабельном виде. – Вот-вот! Это дискриминация! Почему любой встречный кот считает, что он лучше зомби?.. – Ну, не стоит ссориться по пустякам, джентльмены, – примирительно воззвал Робертс-Мастер. – А то еще придется считать по отдельности состояние праха в урне и полупрозрачной рептилии. – Да-да! – согласились зомби-версии. – И вас мы за личность считать не будем! – В самом деле, – вставил Шалка-Мастер, голосом, нервирующе похожим на голос председателя, – давайте лучше считать нечто более различное – принципиально различное! – Настолько различное уже и считать ни к чему! – небрежно отмахнулся субъект, сверкнувший холеным гладко-выбритым затылком. – Вы всем своим каноном не в каноне. – А вы и вовсе из аудио, – парировала Шалка-версия. – У вас даже движущихся картиночек нет! – Тем не менее… – Тем не менее, цели, я полагаю, те же, – нетерпеливо вставила Симм-версия, давно ерзающая на стуле, поглядывая то на часы, то в приоткрытый ноутбук. – А вот у вас, поговаривают, какие-то другие, – с подозрением заметил Мастер-андроид. – Уж у кого другие, я бы помолчал на месте того, кто все-таки согласился с ним путешествовать! – У меня были уважительные причины! – Ха! А у меня и вовсе все было иначе – это он за мной гонялся, а потом исправно сидел в клеточке. И если кто-то тут намекает на патологическую любовь к домашним питомцам, то да, мне чрезвычайно радовала глаз эта канарейка, которая не могла сбежать, когда мне приспичивало поболтать. Аудио-Мастер поаплодировал кончиками пальцев, слегка скривив рот в подобии улыбки. – Ну а цель нашего председателя? – Разумеется, накормить голодающее человечество в конце Вселенной. Пусть даже и последним представителем собственной цивилизации, – невозмутимо отвечал Профессор Яна. – Благородная цель, – облизнув пальцы, одобрил еще один Симм-Мастер, дожевывающий горку гамбургеров. – Мальчики, мальчики… – делано вздохнула Мисси, закрывая крышечку помады, которой только что воспользовалась. – Как грубо, примитивно, прямолинейно… Все прочие версии посмотрели на нее осуждающе, но, памятуя о том, что они все-таки все еще джентльмены, не стали мешать леди высказаться. – Разве не должны мы любить врагов наших? – осведомилась Мисси елейным голоском, изобразив самый кроткий взгляд. – Тухлый аргумент! – хлюпнув какой-то жидковатой субстанцией, фыркнула Пратт-версия. – Разве не должны мы прощать их и благословлять? Собирая тем на их головы горящие уголья? – Так хитро подвывернуто, что слишком далеко от очевидности, – покачал головой Мастер из «Проклятия неизбежной смерти», любовно полируя рукавом и без того сияющие далеко-детекторы. – А вот я и правда люблю Доктора и даже не скрываю – в самом прямом смысле! – Повезло вам со сценаристом, – цинично усмехнулся Эйнли-Мастер. – Кстати к вопросу о «дуракам везет», – опечаленно вздохнул Дельгадо-Мастер. – Сценаристы вносят огромный и нечестный вклад в исполнение этого возмутительного постулата. Я должен заявить, что это произвол, господа… и дама. – Подождите, подождите. – Мисси сложила губки бантиком. – С чего вы взяли, что сценаристам можно верить? Я бы не поверила ни одному их слову. Ни одному слову Доктора, и ни одному слову… догадайтесь, кого. – Кого? – другие версии запереглядывались. – Меня. – Мисси подбоченилась. – «Как можно верить тому, кто смотрит на тебя твоими собственными глазами?» – Да вот и не верим, что вы все еще та же, леди, – прищурившись, промурлыкал Эйнли. Мисси хихикнула и подняла двумя пальчиками, отставив мизинец, фарфоровую чашечку. – Тухлый аргумент. Любовь правит миром. Так думают люди. Так думают сценаристы. Это доступно их пониманию. Это им желанно. И именно любви они боятся больше всего – даже больше смерти. Может быть поэтому они спешат выразить ей свою верность, сделать вид, что они с нею, в ее свите, чтобы смягчить свой страх. Давайте же используем самое страшное оружие, которым пользуется и Доктор – символом безнадежности и бесконечных потерь, безысходности и отчаяния – любовью! Мисси прислушалась. Ответом были не возражение, не дружное согласие и не тишина. Ответом был слаженный храп предыдущих версий. Мисси пожала плечами, с довольным видом сделала последний глоток чая и сменила программу, покинув виртуальный зал собрания. В Нижнесфере ее ждало слишком много тех, кто был терзаем тем самым «страшным оружием» – настолько, что стирал свою личность добровольно. Она знала, о чем говорила. И почти жалела о том, что в Земле Обетованной и впрямь избавляются от страданий. Но сперва!.. – Страдания должны достичь наивысшего пика.
СКОРЛУПА Размер: драббл, 300 слов Персонажи: Человечество в конце вселенной Категория: джен Жанр: драма
Если бы мы могли, мы бы заключили в твердый стальной панцирь весь наш разваливающийся мир. Но у нас нет такой роскоши, наша вселенная слишком велика и слишком разрежена. Она состоит практически из пустоты. Немногие уцелевшие осколки, немного уцелевшей стали, которой не укрыть всё, что у нас есть. Укрыть придется лишь самое драгоценное, носители наших еще живых человеческих разумов. Ради того, чтобы стали хватило на всех, чтобы мы могли укрыть как можно больше уникальных искр сознания. Спрятать и спасти, потому что самое дорогое во вселенной – это жизнь, это разум, который может хоть ненадолго пережить все остальное. Для этого лучше стать детьми, не ведающими всей тьмы нашей печали, любознательными первопроходцами вечности и этой новой жизни. Любопытство – это то, что призвано лучше и дольше сохранить наш разум. Открытость новому, каким бы оно ни было. Дети – войдут в царство небесное, приблизятся к престолу того, кто присутствовал во всех религиях всех миров. Существует ли он, Спаситель – никто никогда не мог разрешить этот вопрос. Но если Он существует, нет более великого момента, когда он мог бы явиться нам. Мы можем лишь верить, продолжая возводить стальные стены между собою и пустотой. Надеяться на спасение. Любить того, кто явится нам, когда лишимся мы всего, кроме божественных искр в утлых скорлупках, славить его неистово, чтобы ввел Он нас в царствие свое, в землю обетованную, под небесами, усыпанными бриллиантами, а не залитыми бесконечными чернилами надвигающейся последней ночи. Того, кто повернет время вспять, кто поведет нас как воинство свое на всех грешников, чья неправедная жизнь привела нас всех к концу вселенной, к крайней энтропии, расточению света. К чему горевать нам о них, подписавших нам страшнейший приговор задолго до нашего рождения? Мир будет очищен, мир будет омыт, жертвы будут принесены. Мир будет спасен. Что было раньше – курица или яйцо? Что было раньше – человечество или мы? Не все ли равно? – Когда придет Он!..
РОЗА ДЛЯ МИССИ драббл, 268 слов Пейринг/Персонажи:Мисси Категория: джен Жанр: зарисовка, романс
В Нижнесфере разливалась тихая странная музыка. Едва слышимая для чуткого слуха таймледи, неуловимая для грубого человеческого уха. Если закрыть глаза, мелодия становилась более различимой, под нее легко было танцевать. Разве она ошиблась? «Ее парень» бывает жесток ко всем, кроме нее. Она это знала. Слышала его обещания, пробивающиеся из белого шума, подобно наполняющей пространство плотной вате, обволакивающего всю вселенную. Всё это пустое пространство… не терпящее пустоты, требующее чего-то наполняющего, бессмысленного, как чувство, как теплота, как обещания… как надежды на бессмертие. Она снова здесь. Потому что она всегда была здесь. Это часть Матрицы, которая всегда, навеки связана с нею. Разделенная с бесчисленным количеством глупцов, детенышей, инструментов, питомцев. Не так уж сильно они раздражали, если стереть их лишние капризы, если они исправно исполняли поручения. И когда уходили отсюда. Но они вернулись снова, как и она. Хорошо, что они были бесстрастны, иначе от их многоголосицы можно было сойти с ума еще не раз, если бы она не сошла с ума прежде. Это место умирало. Умирать можно целую вечность, потому что вечность измеряется жизнью. Какими бы крошечными микропериодами не исчислялась эта жизнь. Этой вечности хватит. Чтобы дождаться того, кто прислал эту черную розу, приколотую к ее шляпке. Источающую аромат будоражащий, терпкий и свежий, похожий на ветер из южных краев, помноженный на холод полярных шапок, пропитанный солью океанов, сладковатым дымом опия. Цветок в матрице. Срезанный и неувядающий. Вечно. Она знала, от кого он. От «ее парня». От старого друга. Но не от Доктора. Нет. Не от этого Доктора. Пока еще нет. Но Матрица знает всё, все времена, все вероятности. Эта роза и эта мелодия. Они здесь были всегда, как обещание. Как знание. От Валеярда.
ИНТЕЛЛИДЖЕНС СЕРВИС мини, 2555 слов Персонажи:Дельгадо!Мастер, Джеймс Бонд, Великий Интеллект Категория: джен, кроссовер Жанр: шпионская история с элементами трэша Примечание: "Доктор Нет", разумеется, является совершенно случайной отсылкой к "Doctor No". Краткое содержание: В самом ли деле земными спецслужбами управляют инопланетяне?
Название этой организации с самого начала казалось мне сомнительным и вызывающим подозрения. Сикрет Интеллидженс Сервис! Подумать только! «Интеллидженс»… – неужели этим примитивным созданиям может быть знакомо такое понятие? По крайней мере, было в этом нечто неестественное, настораживающий призвук, фальшивая нота. Но я оставил его как есть, когда разобрался, в чем дело… *** Стоял серый осенний день. Дождило. Позванивая переключениями на линиях, проносились троллейбусы, проплывали первые громоздкие даблдекеры. Клубящиеся облака скребли своими развевающимися призрачными пеленами по мокрым крышам. – Итак, мистер Бонд, все сделано? Сигарный дым мгновенно пропитывался влагой и растворялся, становясь частью тумана, как бесчисленные газовые выхлопы автомобилей и дым от топящихся по всему городу каминов. – Все, как вы велели, – негромко ответила материализовавшаяся из тумана за моим плечом густая плотная тень. – Внедрение прошло успешно. Безопасность государства в руках пришельцев… Кто бы мог подумать? – Значит, вы добрались до мозгового центра? Бонд еле заметно вздрогнул – просто пробежала неуловимая волна вибрации в почти ощутимом ментальном поле, которое тут же установилось между нами. – Мозговой центр – в буквальном смысле слова. – Мы это предвидели. – Точно так, сэр. – Необязательно звать меня так. – Хорошо, М… – Так тоже не зовите, оставим обращения в стороне. – Разумеется, но… – Ваше имя – всего лишь имя, таких много, мистер Бонд. Оно может принадлежать множеству разных людей. – Без всякого сомнения. – Так что давайте сосредоточимся на «мозговом центре». Мы дошли до угла, посмотрели в разные стороны, перешли улицу и подошли к маленькому табачному ларьку с надписью «закрыто». Я открыл дверь своим ключом, и мы вошли в ТАРДИС. Бонд стряхнул дождевые капли со шляпы и плаща, повесил их на вешалку и, как ни в чем не бывало, направился к знакомому креслу у камина. Ему было отлично известно это «прикрытие», время от времени оказывающееся в разных местах города, и он давно уже не задавался вопросами, удовлетворившись однажды сложным объяснением о системе зеркал, остальное доделало доверие, слегка искусственного происхождения, которое он питал ко мне, а также глубокое уважение к науке – ее плодами он охотно пользовался, но не испытывал ни малейшего желания вникать в нее самостоятельно. Если он видел камин, он видел камин, и ему было все равно, насколько это возможно в таком месте. Раз он видел это, значит, это находилось здесь самым естественным образом. По крайней мере, не он занимался транспортировкой. Бонд сам плеснул себе мартини и еще один, более крепкий и прозрачный напиток из стоящей на столике у кресел небольшой коллекции и, подняв бровь, выжидающе посмотрел на меня. Я сел с другой стороны инкрустированного столика с вычурными ножками и налил себе бурбон. Бонд потянулся к вазочке с оливками и положил парочку в свой бокал. Отлично. Готов к приему и выдаче объективной информации – отметил я. Этот химический состав всегда вводил Бонда в оптимальное рабочее состояние. – Итак, о мозговом центре… Я обнаружил, что в основе организации находится некое существо, или даже субстанция, весьма любопытно воздействующая на людей. Она испускает своего рода флюиды, подчиняя себе человеческий разум, транслируя через своих недобровольных агентов свои желания, идеи, действия, волю, словом, происки. Мне повезло, что я оказался невосприимчивым. – Вы чрезвычайно полезный сотрудник, Бонд. Не считая того, что еще и произведение искусства, созданное невосприимчивым ко всем известным видам влияний, кроме моего – по некоторым органическим причинам. – Благодарю, сэр. Я милостиво кивнул: в самом деле было за что, раз это я его создал. – Продолжайте. – Координаты? – Бонд прихватил карандаш и листок из стопки рядом и принялся быстро вычерчивать сперва карту с основным зданием в центре, затем, на следующем листке, схему здания, не забывая быстро помечать стороны света, широту и долготу. – Готово. – Отлично, отлично!.. – Я рассмотрел чертежи. – Итак, судя по всему, дела обстоят именно так, как мы и предполагали. Вам удалось сделать анализ? – Полагаю, что да. – Бонд вытащил из кармана небольшую пробирку с белесоватой субстанцией, напоминающей свалявшуюся паутину. – Мне удалось собрать эти волокна с одного, гм… сотрудника, которого я расспрашивал о положении дел. По-видимому, это какое-то представительство его хозяина, не желавшего, чтобы его секреты всплыли на поверхность. Беднягу будто из ниоткуда начал опутывать липкий кокон. Затем волокна пропали, но то, что оказалось в герметичной пробирке, по счастью, осталось на месте. – Это не просто пробирка, мистер Бонд. Это высокотехнологичная ловушка для трудноуловимых субстанций, нуждающихся в особых поддерживающих условиях. – Как скажете, сэр, – вежливо отозвался Бонд, не проявив ни малейшего интереса к тому, как именно может быть устроена ловушка со стазисным полем внутри. Он ею успешно воспользовался, и с него было довольно. – Немедленно направим это в лабораторию. – Прекрасно… – А пока… – Я щелкнул пальцами у него перед носом. – Вы можете отдохнуть. Глаза Бонда остекленели, рука плавно опустилась и поставила опустошенный бокал на столик, веки закрылись. Голем погрузился в восстанавливающую релаксацию. Возможно, ему приснится вечер в казино или какое-нибудь романтическое приключение, пока я спокойно проанализирую образец. Изумительная управляемость. Сохранение достаточно высокого уровня интеллекта с нежеланием задаваться вопросами и метить выше – практически невероятное сочетание. Жаль, трудно было бы создать множество таких, не привлекая внимания моих занудных соотечественников, исподтишка приглядывающих за Вселенной. Не так хорошо, как им бы хотелось и представлялось, но достаточно, чтобы загубить на корню множество славных, перспективных, жизнеспособных начинаний. Тотальная ретроградность – старость континуума, дорога в один конец. Что же касается Бонда, он мог бы быть идеальным наемником – частично всего лишь человек, частично… нечто созданное в ТАРДИС с помощью небольшой экспериментальной нуклеовивисекции по образу и подобию повелителей времени – с помещенной в человеческие клетки моей собственной ДНК. Измененной и обезвреженной до известной степени. Например, я бы посмеялся, если бы этому существу удалось хоть единожды регенерировать по-настоящему. Впрочем, если однажды в будущем я встречу мистера Бонда с теми же свойствами, какими он обладает, но «с другим лицом»… неважно, пора было заняться делом, а не почивать на лаврах уже удавшихся экспериментов. Предварительная работа была уже проведена, так что в лаборатории оставалось провести лишь уточняющие анализы. Прекрасно. Все расчеты сработали. Волокно в стазисном поле превосходно растворялось в капле особой химической смеси, которая в переложении на примитивные человеческие понятия выглядела как смесь водки и мартини с небольшим добавлением эфирных масел оливок, а также маринада. Вот почему Бонд был прекрасно защищен от воздействия – помимо того, что в его клетках содержался небольшой запас особой галлифрейской прочности. Этот состав был разработан по наитию и по предварительным отрывочным данным, но прекрасно оправдал себя. Значит, можно было смело пускать его в дело. Я сделал пару звонков, заказав то, что мне требовалось, еще немного поговорил с Бондом, не выводя его из гипноза, и принялся ждать. Дальнейшее было рутиной, в основном, связанное с установкой в головном здании МИ-6 новейшей противопожарной системы, отличная была система, с сигнализацией, детекторами дыма, автоматическим проливом помещений… Любопытно, приходила ли кому-нибудь в голову мысль использовать подводку водопроводных труб для транспортировки не воды, а керосина?.. Неважно, в данном случае нам нужен был не керосин. Честные техники и сантехники проложили систему на славу, оставалось только подменить воду на вовсе не воду. Не слишком сложная задача при обладании необходимыми техническими и не совсем техническими средствами, чтобы заказать достаточное количество строго определенных алкогольных напитков, а также стратегического запаса маринада и оливкового масла. А также заключить контракт от двух различных сторон и обеспечить монтаж и наладку системы. Нет, разумеется, Бонд не находился под гипнозом все это время. Полагая, что занимается страшно важными вещами, он слонялся по музеям, игорным заведениям, соблазнял дам, иными словами, всячески спутывал следы, даже расстроил случайно несколько государственных заговоров и происков иностранных разведок, чтобы не терять форму – нечаянный дар Соединенному Королевству в качестве побочного эффекта. А затем, когда все было готово, я снова щелкнул пальцами у него перед носом. – Дорогой мистер Бонд, пора приступить к операции! – Превосходно, сэр. Я готов. Что от меня требуется? – Как обычно, слепо довериться мне! Надеюсь, вы добрались сюда без приключений? – Более или менее, – заверил Бонд, хотя он вовсе никуда не добирался. Мы добрались сюда на ТАРДИС, в которую он вошел на Таймс-сквер, и в которой все еще находились, переместившись по нужному адресу. Вход в нее в данный момент выглядел снаружи просто как дверь еще одного кабинета. Бонд, разумеется, помнил другое, в меру нескольких заданных ключевых пунктов, памяти о прошлых визитах сюда, и своего творческого воображения, смело дорисовывающего остальное. Мисс Манипенни, очарованная его отчасти гипнотической улыбкой, всегда впускала его и в те помещения, для которых требовался допуск более высокий, чем и для так уже внедрившегося в организацию в качестве постоянного сотрудника агента. – Перед нами стоит серьезная задача – защита королевства от иноземного вторжения. В полном смысле слова иноземного – инопланетного. – Да, я помню… этот мозговой центр… – Бонд обрисовал руками в воздухе объемистое нечто. – Вот именно. Благодарю за подготовительные этапы операции, теперь настал черед завершающего штриха. Вы помните, что от вас требуется? – У меня прекрасная память. – Разумеется, я ведь об этом позаботился. – Тогда приступим, как только выйдем за эту дверь. Но сперва… Позвольте-ка мне. Кому-то может показаться странным накачиваться алкоголем перед ответственным этапом операции, но памятуя, что на таймлордов и их производные он действует иначе – действует мало, не действует совсем или действует по их собственному желанию, – все становится понятнее. Я собственноручно налил идеально выверенные порции водки и мартини в два бокала и пододвинул вазочку с оливками. Бонд кивнул с полупоклоном, заверил, что для него это большая честь, добавил в свой бокал оливки и торжественно поднял его двумя пальцами за ножку. Я последовал его примеру: – За успех операции, и… Боже, храни королеву! Бонд вдохнул полной грудью. – Боже, храни королеву! Приняв таким образом биоантидот внутрь, мы вышли за дверь ТАРДИС в длинный коридор казенного здания. В том, что он был пустынен, я убедился, еще посмотрев на сканеры перед выходом. Бонд если и удивлялся тому, как мы умудрились оборудовать один из кабинетов поблизости от места действия, уважительно помалкивал – секретная служба есть секретная служба. Если узнаешь слишком много, могут и убрать – исключительно в интересах всеобщего мира и благоденствия. В конце коридора находилась наша цель – еще одна дверь, мало чем примечательная по сравнению с прочими в коридоре, кроме того, что находилась в его торце, и к ней вели все пути. От двери распространялся негромкий гул, весь коридор мелко вибрировал. Бонд нажал на ручку и отворил незапертую створку. В замках в самом центре своего царства «мозговой центр» не нуждался. Гул и вибрация усилились. Аппараты, подающие особую газовую смесь, поддерживающие температуру и прочие жизненные параметры, необходимые инопланетному организму, побулькивали и потрескивали. Посреди комнаты, в паутине силовых полей покоилась волокнистая масса, напоминающая своими очертаниями огромный мозг. Масса колыхалась и вздрагивала, и, видимо, не только от того, что дышала. Она была в ярости. – Так вот что означает Интеллидженс Сервис! – воскликнул я. – Служба поддержки Великого Интеллекта, не так ли? – Доктор! – воскликнула масса искусственным голосом, используя имевшийся здесь же в качестве необходимого оборудования голосовой синтезатор. – Опять ты! Признаться, я был уязвлен до глубины души. – Доктор?! Нет! – возмущенно воскликнул я. – Может, на этот раз мне называть тебя «Доктор Нет»*? Бонд бросил на меня заинтересованный взгляд из-под приподнятой брови, но не более. Пользуясь моментом, он аккуратно обходил массу по кругу. – Неужели думаешь, что, однажды имев с тобой дело, я не узнаю в толпе земных приматов повелителя времени, при том, что все они чинно сидят на своей планете и только «наблюдают». Но ты, таймлорд-ренегат, изгнанник, беглец, бессмысленный клоун, транжирящий свое и чужое время… – Совершенно с тобой согласен, это все прекрасно можно отнести к Доктору. Но я хотел бы поговорить с тобой о другом. Значит, ты намерен подспудно захватить власть над всей этой страной?.. – Я уже ее захватил! – И над всеми прочими, над этой планетой, солнечной системой, галактикой и так далее? Холодная война, а может быть и не Холодная – твои проделки? «Мозговой центр», кипя эмоциями, колыхался. – Убирайся отсюда немедленно, Доктор, пока я не… Сквозь комнату протянулись несколько соткавшихся в воздухе волокон-паутинок, пара из них упала на Бонда. Бонд рефлекторно чихнул, и паутинки, попавшие в зону воздушно-капельного поражения, почернели и съежились. – Что?.. Что это такое?! – Советую немедленно успокоиться, Великий Интеллект! Мы легко можем тебя нейтрализовать. Так что оставь попытки воздействовать на нас или вызвать твоих агентов, они не успеют добраться сюда быстрее, чем мы растворим тебя! – Но я пока не собирался открывать все карты и заявлять о противопожарной системе, так что вытащил из кармана обычный пульверизатор для дорогого одеколона. – Я не сдамся без боя, даже не надейся! – продолжал бушевать Интеллект. Да полно, такой ли уж он Великий? Но с именами собственными не спорят. – Мы все еще можем договориться! – Только не с тобой! – Я вовсе не Доктор! – Даже не пытайся обмануть меня, презренный лжец! Я узнаю тебя в любой твоей регенерации… – Ты не мог бы унять ненадолго свои неконтролируемые эмоции? – Ну, попробуем по-другому… – Я не Доктор, я – Мастер, и ты… Я попытался направить на него телепатическую волну, но он она словно завязла в липких волокнах, которые принялись раскручиваться, будто вытягиваемые нити из мотка пряжи, и проскальзывать мимо нас в двери и окна. – Он… он убегает! – крикнул Бонд. – Пульверизатор? – Нет, он только больше его напугает!.. – Стой! Интеллект! Мы с тобой можем вместе бороться против Доктора! Против всего света! Я хочу завербовать тебя! Сделать союзником, а не врагом… Да стой же ты! – Я в сердцах придавил ботинком пучок волокон. – Мерзавец! – пыхтел Интеллект. – Я никогда тебе не прощу! Никогда! Никогда!.. – несколько вязких щупалец пытались обмотаться вокруг меня, но бессильно отдергивались и опадали, ощущая выделяемую через поры гремучую смесь водки с мартини. – Он уйдет! – воскликнул Бонд. – Постой! Подожди! Если ты не прекратишь, мы обольем этим составом все здание, тебе не скрыться! Тебе придется остаться, чтобы выслушать меня! – Тебе меня не остановить! Ты блефуешь! Тебе не защитить эту систему, эту планету, эту страну… Я сотру ее с лица вселенной!.. Уничтожу! Испепелю! Опустошу досуха-а!.. Послышался негромкий щелчок и шипение. Бонд вытащил дымовую шашку и воспользовался ею. Никто не имел права открыто угрожать его стране. – Бонд! Но было уже поздно – густые клубы дыма добрались до противопожарных датчиков. И отовсюду на нас брызнули струи бесплатного угощения для всего состава МИ-6, успевшего вернуться с ланча. Телепатическая волна боли и ужаса была чудовищна. Но что ж поделать, раз ты такой несговорчивый и несообразительный… Крики, грохот, смех, сдвигаемы столы, падающие стулья, звон сигнализации, ментальные конвульсии, рассыпающиеся и разбивающиеся вдребезги детали оборудования, дым, спиртовые пары… Проклятье! Ладно… Так тоже подойдет. Король умер, да здравствует король? Слегка стряхнув с себя брызги коктейля, я подошел к оставшемуся оборудованию и с интересом принялся его разглядывать. О, замечательно!.. Телепатические усилители, какая красота. – Всем отделам, службам и другим сотрудникам! Спокойно. Оставайтесь на своих местах. Слушайте мой голос. Говорит М. – Я использовал эту букву по нескольким причинам. Помимо того, что она являлась сокращением моего имени, она также являлась действующим на подсознание сокращением от Motherland и от Mind – в связи с последним им пользовался и Интеллект, правда, крайне редко, зато теперь преемственность играла мне на руку. – Контроль над системой полностью восстановлен. Расслабьтесь. Террористическая атака предотвращена. Отравляющий состав химически нейтрализован. Вы в полной безопасности. Благодарю за отвагу и беззаветную верность вашему Отечеству. Надеюсь на них и в дальнейшем. Не волнуйтесь из-за испорченных документов и оборудования. Главное – это вы. Соль Земли и главная защита вашей страны. Не забывайте об этом. Я рад, что вы не пострадали, и счастлив в дальнейшем служить с вами. – Прекрасная речь, сэр! – восхищенно сказал Бонд. – Благодарю, Бонд, – ответил я. Хотя в последний момент он меня все же подвел. Видимо, я слишком увлекся его полной управляемостью и недооценил внушенные рефлексы. Логично, что он так среагировал. Более чем логично. Впрочем, скорее всего, с Интеллектом все равно не удалось бы договориться. Теперь, по крайней мере, одним конкурентом меньше, и одной готовенькой, прекрасно отлаженной тайной организацией, на которую я могу влиять, больше. Всегда пригодится. Правда, прямо сейчас я уже несколько охладел к идее срочно ее использовать. Возможности были довольно локальными и слишком уж земными, всего лишь планетарного, даже менее, только человеческого масштаба. Тем не менее, если однажды мне зачем-нибудь приспичит стать каким-нибудь министром обороны, или премьер-министром… – Хотя трудно представить, зачем бы оно было нужно. С одной стороны это может быть слишком заметно для моих занудных соотечественников, с другой – тот ли масштаб? – Бонд придержит для меня местечко, а также эту комнату, дверь в которую всегда будет закрыта от чужих глаз.
Легкая дымка и "пасмурность" при ясном небе Смотреть на солнце не рекомендуется Минздравом, но я все-таки выглянул в очень темных очках, увидел каемочку и смылся с балкона, наблюдать цветные круги перед глазами )
Кот все-таки осалил Ладно, заберу. Ничего не подозревающие ПЧ? Серьезно? Тут давно флешмоб бродит, все всё знают. Но осалю, пожалуй, Laura*La, кажется, у нее еще не было Остальные разбирайте по желанию - аттракционЪ неслыханной щедрости! )
Надо рассказать 10 фактов на любую тематику, которую спросят в комментах, и осалить 5 ничего не подозревающих ПЧ, которые должны будут сделать то же самое в своем дневе.
От Hali: музыка читать дальше1. Когда-то я занимался музыкой, игрой на фортепиано. В первых классах школы. Даже неплохо получалось, играл на всяких школьных концертах. 2. Хотя со слухом у меня, считалось, что все в порядке, пока учился в детстве, нормально играл с нотных записей, выдерживал ритмику и все прочее, но принципиально не понимал сольфеджио. Звуки же относительные - выше и ниже друг друга, как можно понять, что вот это "до", а это "си", когда они по отдельности? Глубоко непонятно, это мистика, суеверие и чушь Да и необходимость данной дисциплины как отдельной (и вообще какой-то) была для меня глубоко неочевидной. Сейчас, пожалуй, я бы все же понял разницу, но сейчас мне это совершенно неважно 3. В доме у нас всегда было много хорошей музыки на пластинках, многие были привезены из-за границы друзьями деда - космического врача, разъезжавшего по разным конференциям. 4. Пластинки проигрывались у нас дома бесконечно - отец под них работал, и по ним же засекал время - сколько он работает. Трудно сказать, помогала ли мне эта музыка учить уроки или наоборот, мешала. Часто повторяющиеся мелодии я начинал ненавидеть. Какое-то время меня тошнило даже от "Queen", хотя поначалу они мне очень нравились, да и сейчас нравятся, но двойной диск "Greatest hits" я до сих пор стараюсь не слушать, хотя отдельные композиции оттуда мне нравятся, главное - не слушать целиком. 5. Я не меломан. Сам поработать предпочитаю в тишине. Хотя иногда и гоняю некоторые саундтреки. Но обычно надолго меня никогда не хватает. 6. Иногда бывает, что неплохо работается под одну-единственную песню, гоняемую по кругу, но долго такое все равно не выдержать Тем не менее, если хочется выдержать какое-то настроение - под это подходит только одна, или несколько песен, остальное только выбивает и накладывает "не тот отпечаток". 7. Практически не слушаю русскоязычные песни, хотя многие мне нравятся и исполнением, и смыслом - но под них не поработаешь, а чтобы слушать отдельно нужно время. 8. Меня раздражает музыка, которую слышно через стены 9. Меня не раздражает волынка, зато раздражает французский аккордеон. Хотя, наверное, не только французский. 10. Я не ношу с собой плеер и не слушаю музыку в наушниках
Наконец-то, пока стоят отменные погоды (а то скоро опять обещают похолодание), скатался отдать членские взносы за прошлый и этот год. "Вы как будете, только за прошлый год? Или за этот тоже?" - "За два, конечно! Я до вас так редко добираюсь!" Хотя и недалеко от Планетария, но все равно крюк, который совершенно никогда не по дороге. Спросил, не планируют ли они принимать членские взносы банковскими переводами. Увы :/ Не собираются: "Не будет такого никогда". Печаль. Всегда отдельное событие и отдельный выезд.
Еще проблемка в том, что карточка у меня не офигенно удобная в плане обналичивания. Хотя сегодня я нашел хорошее место, где все-таки можно снять больше 5 тысяч в день и почти по дороге, около метро. Правда, все равно выдают по 5 за раз, но я взял два раза И выдают мелкими купюрами, часть суммы сотнями Бумажник становится очень непортативным и набитым фантиками, хотя, конечно, оперативные расчеты это сразу очень упрощает.
Третью ночь не засыпается, потому что как-то фигово дышится, особенно в горизонтальном положении. Подозреваю нечто вроде аллергии. На цветение еще рано. Может, на что-то вроде испаряющихся со снегом накопившихся за зиму реагентов? Диазолин, эуфиллин, пиносол уже в студии. Наверное, с ними лучше, чем без них. Но пока не идеально.
Заглянул по рекомендации Обзоров. Псевдоним-то у художницы какой - Лора Зомби Впрочем, пожалуй, из тех, что там собраны, мне понравилась только эта картинка.
Сегодня раскрыты три крупных цветочка. Это тот, что с длинного конца ветки. Пришлось его поднять повыше, чтобы щелкнуть в фас.
Фотик внезапно выдал заглючивание. Прикинулся мертвеньким при подключении к компьютеру. Не реагировал ни на что, включая попытки подзарядить. Но с выдергиванием и вставлением на место аккумулятора, очнулся.
upd: Кактус тоже засыпал "бронзовыми камешками". С одной стороны, суккуленты приветствуют слегка каменистый грунт, с другой, есть какая-то граница почвы с воздухом. И свет они слегка отражают, какая-то относительная защита от перегревания и высушивания верхнего слоя, который обычно контрастирует с внутренней губкой.