А вот это внезапно было: всю ночь с крыши лило, как из душа, а с утра глядь - опять все белое и пушистое!

И кажется, мой дневник пал в битве с ночными глюками. Ни одной записи, кроме этой, в нем не вижу.

upd: Все починили!

---

Пробрала меня было внезапная ностальгия, вздумал найти старый фильм 1940 года про Эдисона со Спенсером Трейси и Кэтрин Хепберн. Запускали когда-то в "Золотой фильмотеке" по шестому каналу.
Нет его То, что случайно нашел, оказалось без перевода (ностальгия ностальгией, но не настолько). И даже на рутрекере нет Я уже молчу, что фильм отсутствует в фильмографии Трейси в русской википедии. (Нет, похоже, что не молчу).
Ладно, поностальгирую виртуально.

@темы: Кино

---

Когда пытаются обосновать ударение в слове одновременно, как одноврЕменно, а не одновремЕнно (причем одновариантно), хочется посоветовать им еще пользоваться словом соврЕменный, для вящей последовательности

---

Досмотрел в ночи молодого Морса, принялся за старого. Пока не знаю, понравится мне или нет, но в первой серии внезапно появился Патрик Троутон

@темы: Кино

---

Домашняя чашечка Петри (то есть маменька) как следует меня обкашляла (уверяя, что у нее не вирус, она просто замерзла; но я-то точно нигде не замерзал), и теперь у меня тоже бронхит - сразу, без переходных форм и компромиссов
Расчехляю новые пачки противовирусных.

---

Вот с одной стороны, как можно не пить на ночь зеленый чай с жасмином? С другой стороны, около пяти утра я начинаю задумываться, на кой черт я опять пил его на ночь? Иногда продолжаю так думать часов до 8-9, и последующий день тоже. Пил бы лучше кофе

---

Кажется, это я удачно зашел

Получить предсказание

@темы: тесты

---

персональный деанон, часть 6

Последний оставшийся миди (специально оставлял не самый мрачный напоследок, хотя как посмотреть). Про Четвертого Доктора и даже от его имени. Тоже написанный за один вечер. Зачатки идеи, впрочем, наклевывались чуть раньше, но относились к Третьему Доктору, про которого должен был получиться мини "Не день Доктора", и даже был начат, но когда дошло до дела, идея мутировала. Да и как-то про Третьего у меня было уже больше историй, а про Четвертого, не считая однострочников, нет.

Автор: Бранд
Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от путешествий во времени
миди, 4114 слов
Персонажи: Четвертый Доктор, Адрик,

спойлеры и камео

Романа, К-9, Великий Разум, Клара Освальд, тень Пятого Доктора
джен, драма, психоделика, POV

Предупреждения: кроссовер олдскула с ньюскулом
Краткое содержание: ТАРДИС доставляет Доктора и Адрика в Девоншир на край торфяных болот, на которых должно произойти что-то очень важное и опасное
Примечание: мимолетные отсылки к происхождению Дримлорда и мультфильму "Крик Шалки", в котором альтернативного Девятого Доктора озвучивает Ричард Грант, исполнитель роли доктора Симеона, являвшегося вместилищем Великого Разума

Когда путешествуешь во времени,
есть одно место, где не стоит появляться.
Одиннадцатый Доктор

— Доктор, а почему у тебя на разных страницах в журнале одно и то же приключение описано совершенно по-разному?

— Потому что ты не понимаешь природы путешествий во времени, Адрик!

На самом деле и этот разговор у нас происходил не впервой, и каждый раз происходил по... нет, случалось, что некоторые разы почти не отличались друг от друга, но случались и изрядные вариации. Например, вот не припомню, чтобы в прошлый раз для того, чтобы как следует провести измерения полицейских телефонных будок, мы приземлились в местности, которую универсальный атлас ТАРДИС обозначил как Девоншир, а буковками помельче еще и Гримпен, что бы это ни значило, и почему ТАРДИС решила, что я хочу это знать.

— Мне кажется, Адрик, что мы собирались совсем не сюда! — изрек я глубокомысленно.

— С тобой это происходит все время, — обнадежил Адрик. — Так значит, мы все-таки прибыли в Логополис?

— Нет, Адрик.

— Может быть, на Галлифрей? Я давно хотел его увидеть.

— Нет, Адрик.

— Так где же мы?

— В каком-то местечке под названием Гримпен, что-бы-это-ни-значило. Мне кажется, оно должно быть мне знакомым... Понятия не имею, почему я так решил...

— Значит, мы даже не попали на Землю?!..

— Я этого не говорил, Адрик. Мы на Земле.

— Но ты сказал, что это какой-то Гримпен.

— Это и есть Земля.

— Не понимаю... Ты меня разыгрываешь, Доктор?

— Уф! Гримпен в Девоншире, Девоншир в Великобритании, Великобритания в Европе, Европа в Северном полушарии Земли, Северное полушарие Земли находится на Земле!

— И зачем им столько названий для одной планеты?.. Так почему же ты говоришь, что мы приземлились «где-то не там»?

— Я это чувствую. Что-то не так... Не там или не тогда.

Я приложил ухо к консоли. Что-то точно было не так, какой-то странный отдаленный гул. Как будто не в этом измерении, как будто не в этом времени... Может быть, не в этой жизни. Зажмурившись, я попытался мысленно проникнуть в едва угадываемое хитросплетение манящих световых линий в сердце некоего открывающегося в глубине моего мозга феномена... Стоп. Как будто я врезался в возникшую откуда ни возьмись стену обыденности, обрушившейся как защитная заслонка чего бы то ни было. Тук-тук... пустота, тишина, глухо, гулкость — выдающая пустоту. Но там точно что-то было! Только что.

Я импульсивно кинулся к вешалке и схватил свою шляпу.

— Пойдем, взглянем, Адрик. Уверен, мы тут неспроста.

— Конечно! Мы же собирались измерить полицейские будки!

— Именно! Не забудь складную линейку.

Едва не столкнувшись с дверью, я развернулся и вернулся к вешалке. С подозрением посмотрел на висящую на верхнем крючке твидовую клетчатую кепку.

— Адрик, скажи-ка мне, она всегда висит на этой вешалке?

Адрик недоуменно пожал плечами.

— Кажется, да. А что?

— Ничего. Наверное, ничего. — Но на всякий случай я снял шляпу, аккуратно и нежно, чтобы не потревожить вешалку и не спугнуть, надел ее на крючок, схватил кепку, заглянул внутрь, убедился, что в ней ничего не прячется, и водрузил на голову.

— Мы наконец можем выйти? — осведомился утомленный этими метаниями Адрик, закатывая глаза.

— Конечно. Вперед! — ответил я.

Мы распахнули дверь и вывалились наружу. На воле царил прекрасный, умеренной плотности и влажности, болотный туман. Было довольно темно.

— Хм, — произнес Адрик. — А скажи, пожалуйста, зачем мы высадились ночью?

— Это не ночь, — поправил я. — Это сумерки.

— Хорошо, — покладисто согласился Адрик. — Зачем мы прилетели сюда в сумерках? Я не вижу поблизости полицейских телефонных будок и что-то не вижу тут поблизости фонарей. Когда стемнеет, мы ничего здесь не разглядим и даже свою-то будку можем не найти.

— У тебя же прекрасная ориентация на местности, Адрик!

— У меня-то да... а вот твои способности запутывать дорогу и спутывать следы еще грандиознее. Говорю это со всем уважением и признанием... — но с несомненными ироническими нотками, свойственными подающей надежды неопытной молодежи.

— Спасибо, Адрик.

Я решительно сделал несколько шагов в густой туман. Что-то звало меня туда. Будто тянуло на невидимой натянутой нитке и меня раздирали противоречивые желания — немедленно броситься навстречу или задержаться, задуматься, оказать сопротивление этому неведомому чему-то. Но любопытство, как обычно, брало верх. ТАРДИС зачем-то принесла нас сюда. Меня зачем-то тянуло в туман, в самое сердце тумана, густеющего, темнеющего, беспроглядного...

— Доктор, ты не захватил фонарик? — Зубы Адрика едва слышно клацали где-то справа от меня, но, похоже, не от царивших тут холода и промозглой сырости. Они были еще не слишком напоминающими о себе, а Адрик вообще был весьма крепким и стойким пареньком. Но что-то его здесь пробирало. А может быть не здесь, а что-то во мне...

— Ну конечно, я захватил фонарик! — проворчал я, досадливо роясь в карманах. — Но разве нам нужен тут свет?

— Ведь темнеет, Доктор!

— Тсс! Адрик, у меня всегда есть с собой фонарик, но ты прислушайся. Слышишь что-нибудь?

— Что именно?

— Тихий гул, как от работающей консоли.

Адрик, не сдержав тревожного восклицания, подскочил на месте. Развернулся в прыжке и уставился назад.

— ТАРДИС на месте! — заявил он, облегченно переводя дух.

— Да-да, не консоль этой ТАРДИС! Надеюсь... Другой ТАРДИС, или этой же, но не там, где она сейчас стоит!

— Доктор, если бы ты не всегда был примерно такой, я бы начал беспокоиться.

— А еще крик!.. Это крик о помощи?!

Мы прислушались к утонувшему в клочьях тумана душераздирающему крику, отразившемуся от чего-то или подхваченному...

— А, нет, это местная птица... Кажется, она называется выпь.

— Больше было похоже на вой, — обеспокоенно заметил мой юный спутник.

— Она так поет, Адрик.

— Я слышу какой-то гул... — сообщил он задумчиво.

— В самом деле?..

— И как будто чьи-то шаги, кто-то бежит по мокрой земле... Ой, Доктор, ты видишь?..

— Это свет! Он приближается. Какие-то огоньки, фонари...

— Доктор! Ты так и не нашел фонарик?

— Подожди! Этот свет, он приближается, сейчас и так будет светлее!

— Два огонька рядом...

— Это должны быть фары.

— Очень близко и низко посаженные... Они похожи на глаза.

— Адрик, кто-нибудь уже говорил тебе, что ты паникер?

— И этот тихий вой! Он приближается!

— Тихий? Мы слышали громкий!

— А этот тихий, как жужжание. И эти глаза, очень яркие, смотри, смотри, Доктор!..

— Гм... — я принялся с энтузиазмом рыться в карманах. И когда нечто приземистое, быстро движущееся, с ослепительно горящими глазами, надвинулось на нас вплотную, я был во всеоружии — вытащил бумажный пакетик и протянул вперед.

— Мармеладку?! — спросил я, улыбаясь так же ослепительно, как горели глаза в тумане.

Слепящий свет тут же померк и отчетливее раздалось какое-то знакомое жужжание.

— Хо-зя-ин! — радостно продребезжал механический пес.

— К-9! — радостно воскликнул Адрик. — Доктор, это же К-9! Потрясающе! Откуда ты тут?

— Я — тут... ин-фор-ма-ции не-дос-та-точ-но... — продребезжал К-9. — Я с хо-зяй-кой Ро-ма-ной...

— Мисс Романа! — ахнул Адрик. — Она тоже здесь! Но это невероятно! Она же осталась в Э-пространстве!

— Ин-фор-ма-ции не-дос-та-точ-но! — сдержанно отозвался К-9, затем заворчал и защелкал: — Под-твер-ждаю. Мы на-хо-дим-ся в Э-пространстве.

— Но это невозможно!..

Никто не мог этого видеть в густых сумерках, то есть, К-9, конечно, мог, но не воспринимал подобные невербальные знаки, я нахмурился. Конечно, мы не были в Э-пространстве, но с пространством здесь определенно было что-то не так. Некая точка пересечения, опасного напряжения...

— Где же мисс Романа, дружок? — спросил я негромко. И расслышал то, что уже улавливал мельком, краем слуха: шаги по влажной земле... Нет. Не по влажной. Может быть, это были какие-то другие шаги? По чему-то твердому и гулкому, будто в тоннеле...

— Доктор! — услышал я взволнованный голос Романы.

— Романа?!.. — Я по-прежнему не видел ее, и волоски у меня на всей коже поднялись дыбом, когда я почувствовал прикосновение холодных тонких пальцев на своем запястье. — Где же ты?!

— Я — здесь. — И она вдруг проявилась, будто выступила из воздуха, материализовалась во плоти, продолжая сжимать мою руку. — Я — в Э-пространстве. Но я должна предупредить тебя. Не ходи дальше! Если рассудок и жизнь дороги тебе, Доктор, держись подальше от... от... — Я отчетливо видел, как ее губы шевелятся, но звук исчезал. И по губам я тоже ничего не мог прочесть, все будто смазывалось и смешивалось в моей голове.

— Подальше отсюда! — воскликнул Адрик. — От-сю-да!

Лицо Романы на миг озарилось облегчением.

— Как хорошо, что ты услышал меня! Не могу больше, пространства расходятся. — Держись подальше от торфяных болот, Доктор, держись подальше от торфяных болот!..

— От торфяных болот?! — переспросил я изумленно. В частности потому, что расслышал теперь все беспрепятственно, но именно поэтому усомнился, что услышал именно то, что было сказано, а не то, что было пропущено кем-то загадочным через некий изощренный фильтр.

— Доктор, нам надо бежать! — трезво сказал Адрик. И вдруг побледнел и охнул. Опять неверно. Не побледнел, засветился прозрачным, размывающим голубым свечением, ясно обрисовавшем ужас на его лице: — Доктор, я не здесь! Меня нет здесь! Меня нет!.. — и с хлопком исчез.

Глаза К-9 резко померкли в одно мгновение, а голос Романы превратился в леденящий душу размазанный крик, будто нечто утащило ее и рассеяло по всем молекулам воздуха в окрестностях.

— Романа! Адрик! — крикнул я и сломя голову бросился вперед, в туман, вслед за маячившим удалявшимся пятнышком света. Но оно растворилось бесследно. Зато появилось внезапно где-то сбоку. Я метнулся туда, прошлепал по жидкой грязи, и увидел, как огонек пропал, а затем загорелся еще правее. Погас. Опять разгорелся. Побежал в сторону, будто загорающиеся каскадом лампочки на гирлянде. В сторону, в строну, по кругу, по кругу, смазываясь, мелькая, я оступился в темноте и по колено провалился в топь. Рядом раздался чей-то холодный смех, сопровождаемый эхом. Эхо тоже будто крутилось по кругу, сбивая с толку, спутывая.

— Доктор! Доктор! — услышал я далекий отчаянный голос Адрика. — Найди меня!

— Доктор! Держись подальше от... от...

— Хо-зя-ин! — механически скандировал К-9. — Хо-зяй-ка!.. Ин-фор-ма-ции не-дос-та-точ-но!.. Ин-фор-ма-ции не-дос-та-точ-но!..

Голоса кружились и удалялись, растворяясь в тумане.

— Это иллюзия! — воскликнул я вслух, наконец догадавшись. Что за дичь? Черный Страж? Белый Страж? Небесный Игрушечник? Мастер, наконец... — Тут будто забрезжило воспоминание. Мы же недавно сталкивались. В буквальном смысле... — Мастер? — вопросил я в темноту.

Смех мгновенно оборвался.

— Плохая попытка, — заявил голос, будто обиженно. — Попробуй еще раз.

— Понятия не имею... — Вдруг меня осенило: а не Матрица ли это?! — Канцлер Гот?..

Нет, позвольте, он же умер... — вспомнил я. Хотя, если это Матрица, может, это и не имело значения...

— Снова нет. — Голос вконец похолодел.

— Тогда признавайся, кто ты. Наверняка ты не хочешь, чтобы я утонул тут в неведении! — Если я, конечно, утону — под левой ногой, кажется, было что-то твердое, так что я вполне мог отсюда выскочить, если не потеряю равновесие. Кажется, я не слишком неудачно провалился. Точно! Я поднапрягся и выскочил на твердую землю, отряхивая полы длинного плаща.

Голос ухмыльнулся.

— Далеко не уйдешь. Оглянись!

Конец реплики совпал со вспышкой молнии, озарившей окрестности. Это был не Гримпен. Я вообще был не на болотах. Меня окружала каменистая потрескавшаяся земля, усеянная валунами... Нет, это были вовсе не валуны. Скособоченные, разбитые, но угадывалась их изначальная правильная форма. Это были надгробия. И склепы.

— Это не подсказка! — воскликнул я. — Я понятия не имею, кто ты. И... и где мы — тоже!

— Мы — в месте последней битвы!

— Нет такого! — отрезал я.

— Твоей последней битвы, — уточнил голос. — Оглянись! Посмотри, что у тебя за спиной!

— И не подумаю!

— Хорошо!

Что-то завертелось вокруг меня, будто повернули на оси саму местность. И в озарявших пустыню сполохах я увидел исполинскую тень — огромную как скалу полицейскую будку. Казалось, что она разрушается, как и надгробия вокруг. И это... это была моя ТАРДИС. Настоящая, я почувствовал, как что-то снова дернуло натянутую между нами нить. Неужели это она звала меня?

— Моя ТАРДИС? — я бессознательно шагнул вперед, и... провалился в топь. На этот раз сразу по пояс. Над возникшими из ниоткуда болотами прокатился холодный смех.

— Держись подальше от торфяных болот! — передразнил голос. — Эти болота под моим контролем. Вода в топях пропитана моим разумом, каждая капля в торфе, каждая капля в тумане! Это мой Разум, мой, мой, мой!..

— Разум?.. — это слово он неуловимо выделял, будто оно было его именем. — Ты — Великий Разум?

— Ну наконец-то! Ты не умрешь в неведении, Доктор!..

— Великий Тупица! — проворчал я в пустоту, пытаясь нашарить опору. Что-то неуклонно тащило меня вниз. Что хорошо в карманах по технологии ТАРДИС — в них можно разместить сколько угодно вещей. Что в них плохо — это если в них заливает вода и тащит вниз со всей тяжестью всех болот мира... Стоп! Да что это со моей головой? Кажется, это я — Великий Тупица, карманы отлично защищены от влаги... Если только вода не обладает собственной волей, чтобы проникнуть в них. Но и тогда — карманы по технологии ТАРДИС могут вместить в себя невероятное количество воды, целые тонны, и все эти тонны окажутся в другом измерении, они никого не будут способны потащить вниз, если только не высушат полпланеты, превратив в каменистую растрескавшуюся пустыню... О-о-о!.. Да ведь это вполне возможно!..

— Ты вообще не умрешь! — перебил вдруг другой голос, теплый и мелодичный, над самым моим ухом. — Давай, держись, Доктор! Выбирайся... — Последнее слово как будто дернулось в записи и прозвучало снова по-другому: — Поднимайся.

Я лежал, задыхаясь как выброшенная на берег рыба, на сухой каменистой земле. Болота опять пропали. Так же внезапно, как появились.

— Поднимайся, ты можешь! — тот же голос — переведя дух, я изумленно посмотрел вверх и увидел незнакомую круглолицую девушку с темными волосами и большими серьезными глазами, их цвета я разглядеть не мог. Да собственно и девушка угадывалась как-то странно. Незнакомая, знакомая, видимая, невидимая... Она протянула мне руку, оказавшуюся неожиданно крепкой, и помогла мне подняться на ноги. Моя одежда оказалась совершенно сухой.

— Спасибо. Кто ты? — спросил я.

Кажется, она ответила. Но я не услышал ни слова и не разобрал, как именно шевельнулись губы.

— Неважно, — продолжила она. — Ты все равно не запомнишь. Я из твоей ТАРДИС. Той, гигантской, на холме.

— А-а... — Я подумал, что, наверное, она собирательный образ — всех, кого я когда-то знал. Романы, Адрика, К-9... О! А были ли они? Где же мы на самом деле? Где я? Что со мной происходит? Ах, кажется, я знал...

— Ты умираешь, Доктор! — раздался снова первый холодный голос. — По всей линии твоей жизни, в каждое ее мгновение...

— Да, кажется, такое состояние и зовут жизнью...

— Нет! — прозвучало с раскатом грома. — На этот раз навсегда. Я вторгаюсь в твою временную линию, я стираю ее...

Я слегка призадумался.

— Но это невозможно. Ты не можешь убрать ее из контекста. Оставь контекст, и все вернется на место, пересохранится. Будет дорисовано, как мозг дорисовывает необходимые линии при распознавании образов.

— Или все рухнет, лишившись опоры, связующей нити, которую я поглощаю. Пусть гибнет все, пусть гибнет Вселенная, из которой я тебя выжгу. Я настиг тебя в момент твоей очередной смерти, я уже стер твое будущее воплощение, мой разумный снег поглотил его, он заражен, заморожен, скован льдом, он эфемерный снеговик, который растает, когда я покончу с тобой!..

— Ах, вот оно что...

То белое создание, что ходило за мной по пятам. Гротескный клоун в костюме грустного Пьеро. Создание, поглощенное разумным снегом. Но оно еще боролось. Оно еще хотело мне что-то сообщить, было настойчиво...

Я действительно умирал. Я припоминал что-то на этот счет. Мы уже побывали с Адриком в Логополисе. Мы уже измеряли полицейскую будку на Земле, правда, ни к чему хорошему это не привело, и это оказалась не настоящая полицейская телефонная будка, это все еще была ТАРДИС. И сейчас на холме тоже стояла огромная ТАРДИС. Та же и не та. И Вселенная гибла, когда рассеялась огромная ее часть... но нет, это уже был не Великий Разум, это было из-за Мастера. Из-за него я и упал... Или Вселенная рассеивалась не только из-за него, а из-за того, что кто-то стирал из нее всю мою временную линию? А все, что я знал до этого, было только предлогом, спусковым крючком, частным объяснением того, что редко, почти никогда не происходит по одной-единственной причине. А по целому их ансамблю. И я оказался в ТАРДИС, где Адрик спрашивал меня, почему одно и то же приключение каждый раз случается по-другому. Этого не было. Это было в моем собственном личном пространстве. Временные линии перепутались, перепутались и пространства. Ко мне пробилась Романа — часть моего собственного сознания, а может быть и не моего, может быть она была настоящей, в общем сознании Вселенной, пробилась, чтобы предупредить об опасности. Чтобы поддержать. Адрик был рядом, К-9 спешил на помощь. Та странная круглолицая девушка... Я попытался представить, могла ли она получиться из Тиган и Ниссы, если «увидеть» их одновременно... И еще Романы, и Сары Джейн Смит, Джо Грант, Лиз Шоу, Зои, Вики, Сьюзан... О, Сьюзан! Всех, кому я был не безразличен. Посланница их всех. И ТАРДИС. Перед глазами все поплыло, вспыхивая, я отчаянно потряс головой, лучше было не играть сейчас попытками представить невозможное, когда сознание было таким нечетким и зыбким, как торфяное болото...

— Доктор, не стой же столбом! — Круглолицая девушка, вновь возникнув из ниоткуда, потянула меня за рукав. И я со странным хлюпаньем вышел из совершенно твердой земли, в которую начал погружаться. — Ты меня видишь, ты меня слышишь, помоги мне!

— Как?..

— Скорее, я должна вернуть тебя в твою временную линию. Это как восстановить копию.

— Правда?

— Сама не знаю. Вы почти никогда меня не видите и не слышите. По-настоящему. Иногда слышите, но не знаете об этом. Это чудо, что мы сейчас говорим, а ты мне отвечаешь.

— Мы? А нас много?

Она ответила, но я опять ничего не услышал. Ответ лежал где-то вне моей личной вселенной. Пока что.

— Бежим! — Она снова дернула меня за рукав, и мы побежали — к холму, на котором возвышалась исполинская жуткая ТАРДИС, от которой веяло невероятной, но не структурированной мощью — она рассеивалась в пространстве. Как рассеивалась Вселенная. Но я остановил это! Вселенная больше не рассеивалась с той катастрофической скоростью. Но видимо, все утечки энергии Вселенной сейчас сливались в одну.

Тут случилось что-то странное, но уже привычно странное — едва домчавшись до подножия, мы оказались мгновенно на самом верху, перед дверью. Дверью? А разве ее не загромождали груды шлака, выросшие у подножия «скалы»?.. Не останавливаясь, мы вбежали в огромную, исходящую энтропией машину времени, и я уставился на пучок сияющих линий, с гулом вращающихся друг вокруг друга, как сплетающиеся огненные змеи. Вот — этот гул я слышал.

— Это же моя...

— Возможно, твоя, — прервала круглолицая девушка. — Или не твоя. Или это место никогда не возникнет, потому что рассеется раньше вместе со всеми остальными.

— И что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Войди в свой временной поток снова!

— Это как войти в одну и ту же реку? - уточнил я с сомнением.

— Да. Только как будто ты входишь в нее впервые. Он вытащил тебя сюда, когда извлек из потока.

— Я не уверен, что могу просто вот так войти снова.

— Попробуй. Я же вошла...

Я изумленно посмотрел на нее.

— О, а ты случайно не я? Не будущий я?..

— Нет, Доктор, — она улыбнулась светлой улыбкой. — Но это очень забавная мысль. Жаль, что ты ее забудешь. Все лишнее сотрется, когда все нужное восстановится.

— Ничто никогда не стирается полностью, — ответил я почти машинально.

— Если только не стереть все без остатка, — прошелестел насмешливый голос Великого Разума, резонирующий с гулом разгорающихся и тускнеющих линий. — Я сотру тебя, пусть это будет стоить мне моего существования!

— Является ли признаком разума стремление покончить с собой? — спросил я громко. Но Разум превратился просто в серию шипящих и хихикающих звуков, окутывающих ТАРДИС будто кокон. Заволакивающих пространство почти зримо, как дым или...

— Это что, его разумные капли тумана?..

— Не обращай внимания, Доктор, скорее, сюда! — Круглолицая буквально втолкнула меня в сияющее переплетение линий, и вдруг я увидел не только ее, но и худощавого незнакомца в чопорном сюртуке и высоком цилиндре, созерцающего меня холодно и зло — все втроем мы будто зависли в огненном потоке.

И что же дальше?.. А этот незнакомец?..

— Так это ты? — спросил я. — Что это за облик? Твое последнее воплощение? Человеческое?

Он слегка недовольно поджал губы.

— Недавние воплощения обладают кое-какой устойчивостью, инерция, остаточный след. Да, вероятно, ты видишь его.

— И что же дальше? — спросил я. Круглолицая поглядывала на меня с тревогой и озадаченностью, озираясь также по сторонам и, кажется, сама не знала, что же дальше. Поступала она, должно быть, по наитию, по каким-то смутным догадкам.

Великий Разум усмехнулся, и на этот раз я увидел это воочию. Хотя облик был чистой иллюзией. Но тот, у кого он забрал его, конечно, был когда-то материален. Многое в этом мире оставляет след, даже если кажется, что это совершенно ни к чему.

— Нельзя войти дважды в одну и ту же реку! — провозгласил он торжествующе. — Река, в которую ты возвращаешься, превращается в болото!

Светящиеся линии потускнели, в них неопрятными кляксами проступили темные разрывы... Хлюпающие, текущие блестящей жижей.

— Это мое болото! — заявил Великий Разум. — Оно разумно, деятельно и голодно! Добро пожаловать к поглощению! — Он взмахнул тяжелой черной тростью, и высвободил из нее крепкий длинный клинок: — En garde, Доктор!

— Это все аллегории! — выкрикнула круглолицая, болтаясь в общем потоке где-то над моим плечом. — Здесь есть все, что тебе нужно! Защищайся!

— Всенепременно! — Я взмахнул в ответ аллегорическим зонтиком, извлеченным из аллегорического кармана, созданного по аллегорической технологии ТАРДИС. Интересно! Какой разноцветный попался зонтик! Он точно мой? Может, откуда-то из будущего?..

Я раскрыл купол, на мгновение ослепив противника неожиданной яркостью, поймал клинок лопнувшей под острием тканью, запутал быстрым движением в ней и в зазвеневших спицах, и отбросил оба орудия прочь. Они тут же исчезли, коснувшись окружавших нас огненных стен. Великий Разум возмущенно топнул ногой в воздухе и вытащил из кармана сюртука длинноствольный пистолет.

— Мармеладку? — Я выхватил из кармана пакетик конфет и рассыпал их завесой перед довольно широким дулом. Раздался хлопок, круглая пуля с чавканьем вошла в легко остановившую ее мармеладку и обе канули куда-то за пределы нашего яркого мирка.

— Так не пойдет! — сверкнул глазами Великий Разум, и разлетелся тысячей летучих мышей, ринувшихся тучей мне в лицо, за пазуху, под ноги. Я невольно закричал, отчаянно отбиваясь. Но их было слишком много, и они были шустры, а, касаясь меня, превращались в лужицы болотной жижи. Я оказался весь ею заляпан, жижа стекала вниз и превращалась в настоящую трясину — я начал тонуть в болоте, возникшем прямо посреди сверкающего каскада энергий.

— Доктор! Держись! — услышал я крик круглолицей. — Бросай мне шарф!

Встревоженная девушка все еще упрямо парила надо мной. Похоже, Великий Разум ничего не мог с ней поделать, только со мной, ведь все мы находились в пучке именно моих временных линий.

Мне показалось, что рядом возникла призрачная белая фигура в костюме грустного Пьеро. Она что-то хотела мне сказать, что-то показывала. Но я не мог понять, чего она хочет. Неслышно вздохнув, белый призрак отлетел к девушке, протягивавшей мне руки — казалось, что она не видит его, он коснулся ее головы, но будто прошел насквозь, оставшись незамеченным.

Я едва сумел бросить девушке кончик шарфа, в который она вцепилась, но болотная жижа доходила мне уже до подбородка. Неожиданно я увидел большие трагические темные глаза прямо рядом со своими, хотя девушка вовсе не тонула.

— Я придумала, что надо делать, Доктор. Поглоти его. Ассимилируй!

— Что?..

— Он пытается стереть тебя и уничтожить. Но это твои временные линии. Ты можешь... просто его проглотить? Не уничтожать, а захватить... принять? Ты всегда так делаешь, если подумать. А потом... возьмет свое иммунная система. У тебя точно есть такая!

— Что вы задумываете? — рядом заколебался зыбкий призрак худощавого типа в сюртуке и цилиндре. И его беспокойство показалось мне интересным.

Я вздохнул и развел руки, бросив шарф и будто растворяясь в болотной жиже, но на деле — давая ей проникнуть внутрь, впитывая: вдох-выдох, вдох-выдох. Будто тысячи маленьких ворчащих букашек растерянно попискивали и... исчезали, просто становясь частью меня.

Бледный призрак в цилиндре испуганно вытаращил глаза.

— Что ты делаешь? Это невозможно!

— Остальное я исправлю! — победно крикнула девушка. — Но боже мой, как я рада, что ты можешь прямо сейчас одолеть его!..

— Он никогда не одолеет меня! — огрызнулся Великий Разум, но нервное подергивание его призрака выдавало его панику.

— Ты же хотел исчезнуть, готов был покончить и с Вселенной и с собой — ты и правда готов раствориться, значит, ты растворишься — ты ведь желаешь этого. Твое существо намерено раствориться.

— Я вовсе этого не желаю! — голос Великого Разума превратился в яростный, но уже теряющий силу, вой. — И я никогда не растворюсь окончательно!

— Это верно, — пробормотал я задумчиво, — окончательно не растворишься... Но во мне есть много такого, что я умею сдерживать. Ты просто станешь одним из моих призраков... Одним из моих снов. Дримлордом в глубине подсознания. Ты будешь им не в одиночестве, из кого он только не состоит...

— А один из твоих обликов, возможно, когда-нибудь станет обликом Доктора, — подхватила круглолицая. — И он останется в нем настоящим Доктором, добрым и сильным, спасающим мир. Он полностью преобразит тебя и превратит во что-то хорошее. В какой-нибудь из вселенных, в каком-то из приключений, что каждый раз случаются по-разному...

— Откуда ты знаешь про это? — нашел время удивиться я.

— Я ведь вас видела и слышала, когда вы об этом говорили, это только вы меня не видели.

Ну конечно! Она же «собирательный образ», в моей собственной голове! Только мой добрый гений, в отличие от Великого Разума, что станет всего лишь еще одним осколком моей тьмы, которую я вечно держу под замком.

Призрак Великого Разума заколебался и истончился, растворяясь, как быстро расходящийся туман. Линии вспыхнули ярче, здоровее, когда он исчез, и на его месте я увидел улыбающегося «снеговика». Он явно стал гораздо плотнее, чем недавняя неясная тень.

— Спасибо, Доктор. Спасибо, леди! Время подходит, — сказал он отчетливо, настоящим наполненным голосом, глядя мне в глаза. Это был теплый, добрый, живой взгляд. Заражен живым снегом? Или это живой снег заражен им? Навсегда, чтобы снег мог искриться на солнце, чтобы мог сохранять землю от холода пушистым покрывалом...

— Да, я знаю, — ответил я.

— Прощай, Доктор! — откуда-то издали донесся до меня голос круглолицей девушки, которой я уже нигде не мог разглядеть, как ни оглядывался. — Всегда здравствуй, Доктор!..

В конце концов, ее ведь никогда не было на самом деле. Просто моя девушка-догадка, надежда, проводник. И вот оно, улыбающееся мне, сочувствующее и понимающее без единого слова мое будущее.

— Пойдем, мы вернемся к ним. К тем, кому мы нужны, кто ждет нас и тревожится.

Я вздохнул, кивнул и протянул ему руку.

И вдруг оказалось, что я лежу на траве, под огромным земным радиотелескопом, на котором держалась теперь целая Вселенная. А надо мной склонились Адрик, Тиган и Нисса.

И мое будущее, наконец коснувшееся меня по-настоящему.

В выкладке

@темы: Бронированные херувимчики, The War Games, сказки

---

В грибном зале понял сегодня, что напрочь никогда не смогу отличить съедобный гриб от несъедобного

Немножко внешних фоточек Тимирязевского музея.
















И немного о генезисе киберменов

@темы: фото, маневры

---

Помянув недавно Смита, решил, что самое время его перечитать, раз эта книга уже год не выходит из головы
Особенно как-то сегодня актуально получилось, после того, как часов до восьми утра не мог заснуть ни в какую, а потом притащился мусоровоз под окна, потом еще что-то зашумело и т.п.
В любом случае, не вижу повода не поделиться началом

"Я жутко устал.
Я проснулся, выбрался из водоворота простыней. Было 9:30 утра. Я принял душ, я выпил кофе. Я сел на пол, прислонившись спиной к стене, и почувствовал, что все мышцы болят и скрипят, пока с трудом тащат горящую сигарету от пепельницы до рта, а потом обратно ото рта до пепельницы. А когда в первый раз вполне серьезно задумался, не соснуть ли еще, то поглядел на часы. Было 10:45.
Утра.
Я все еще сидел на полу, дожидаясь, когда умру, дожидаясь, когда превращусь в окаменелость, дожидаясь, когда кофе в кухне достаточно созреет, чтобы самостоятельно налиться в чашку и принестись сюда, ко мне, когда зазвонил телефон.
Взять трубку и ответить на звонок было делом очень опасным, очень рискованным – телефон, черт бы его побрал, стоял в противоположном конце комнаты. Я был не в состоянии собраться с силами, чтобы отвечать на звонки. А если бы и смог напрячься, собраться с силами и дотащиться туда, то скорее тихо и мирно умер бы в противоположном конце комнаты, невдалеке от телефона.
Телефон звонил довольно долго, а затем замолчал, и это было просто прекрасно. Но потом он снова начал звонить – и все звонил и звонил, как будто много дней подряд. Тот, кто находился на другом конце провода, явно не знал, как я себя чувствую, да и не умел сочувственно относиться к страданиям ближнего. Вообще не умел, если честно. Я решил, что все-таки стоит, наверное, добраться до противоположного угла комнаты, просто чтобы сообщить ему, кто бы это ни был, чтоб он убирался куда подальше.
Так что я опустился на пол и пополз, словно взбираясь на гору. Я организовал базовый лагерь примерно на одной трети пути через комнату и немного там отдохнул. К этому моменту телефон звонил уже так долго, что я почти забыл о нем, да и трезвон этот не слишком меня беспокоил. Но раз что-то решив, я всегда непременно это делаю, так что я продолжил свой путь.
Это было долгое и трудное путешествие, полное испытаний, неудач, героического безрассудства и отчаянной храбрости с моей стороны. К примеру, я уже почти добрался до цели, когда у меня кончились сигареты, так что пришлось вернуться назад за новой пачкой.

Когда я добрался до противоположного конца комнаты, телефон все еще звонил, что было неплохо, поскольку я уже был на месте, и мне оставалось только найти одну проклятую вещь. С полгода назад один заказчик отдал мне установку «Гравбенда»™ в качестве части платы за работу, которую я для него выполнил. Может, у вас тоже имеется такая машина: что с ее помощью можно сделать, так это управлять гравитационным полем в избранных вами самими комнатах вашей квартиры, менять его направление вне зависимости от тяжести находящихся там вещей, и прочее в том же роде. Так что некоторое время у меня в гостиной гравитация действовала слева направо, а не сверху вниз. Неплохо, правда? Тоже развлечение. Но потом батарейки в установке подсели, и все барахло просто свалилось в кучу в дальнем конце комнаты. Впрочем, откровенно говоря, мне на это было наплевать, я и пальцем не шевельнул, чтобы привести комнату в порядок.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы отыскать телефон. Экран весь потрескался, а звонок скорее напоминал бурчанье – совсем не то, что было раньше; хотя, вполне возможно, аппарат просто устал, он ведь уже больше двух часов подряд трезвонил. Я нажал кнопку «Прием», и на экране появилось сообщение «Входящий звонок». Оно мигнуло, потом вместо него возникло женское лицо, довольно раздраженное, но вместе с тем и знакомое.
– Эй, Старк, долго искал телефон и еле-еле нашел, так, что ли?
Я уставился на экран, пытаясь вспомнить, кто это такая. Она была примерно моего возраста и весьма привлекательна.
– Да уж, так уж получилось… Ты кто?
Женщина тяжко вздохнула:
– Я – Зенда, Старк. Въезжай побыстрее.
Когда я говорю, что устал, понимаете, я имею в виду, что я не просто устал. Болезнь у меня такая. Ничего нового: такое у людей уже много столетий наблюдается. Знаете, бывает такое состояние, когда вам ничего конкретного не нужно делать, не для чего даже бодрствовать? Когда жизнь превратилась в рутину и такое ощущение, что она вообще вам не принадлежит, когда вы настолько устали, вам настолько на все наплевать, что любая мелочь кажется слишком трудной, требующей слишком больших усилий?
Ну вот, такое со мной и происходит сейчас, даже гораздо хуже, потому что в нынешние времена вообще все гораздо хуже. Все, что и раньше было плохо, теперь еще хуже, можете мне поверить. И это состояние усиливается, ускоряется, становится более спрессованным, уплотненным и затвердевшим. Нынче во всем мире существует множество таких Районов, полных людей, которым всю жизнь было нечего делать. Они рождаются на белый свет, но как только перестают ходить пешком под стол, им сразу уже нечего делать. Они иногда с трудом поднимаются и встают на ноги, обнаруживают, что делать им тут совершенно нечего, и снова усаживаются и сидят. Они растут, взрослеют, а делать им по-прежнему нечего, они стареют, и все остается по-прежнему. Всю жизнь свою они проводят дома, внутри, не вылезая из кресла, из постели, и при этом ломают голову над вопросом, кто же они такие.
Я вырос точно в таком вот Районе, но выбрался оттуда. У меня есть своя жизнь. Но когда эта жизнь замедляет свой ход, болезнь тут же вылезает наружу, и очень быстро. И надо держаться, напрягаться, чтоб она тебя не задавила.
– Зенда, черт возьми! Я хотел сказать, привет! Ты как?
– Отлично. А ты как?
– Очень устал.
– Это видно. Слушай, у меня, кажется, появилось кое-что для тебя. Тебе сколько времени потребуется, чтобы одеться?
– Я одет.
– Как следует одеться, Старк. Для встречи. Сможешь быстренько сюда добраться?
– Ну, не знаю… Месяца через два, может, через три.
– У тебя в распоряжении один час.
Экран погас."

М.М.Смит "Запретный район" ("Only forward")

И что можно сказать о моей Зенде? Что это точно Мисс Жуть

Хорошо сегодня прошвырнулись в музейчик, хотя тормозил я как-то совсем страшно, то пытался проехать в метро не в ту сторону (даже проехал) и свернуть не в тот переулок (даже свернул) и хотя полузакрылась одна из любимых кафешек. Но мы нашли себе хорошую замену

@темы: Книги

---

Уф, в кои-то веки почистил Адрика (что дыхалка-то животворящая делает). Не то чтобы у него было все критично, но давно собирался.
Положил закромскую палочку (предварительно уронив и разбив - рассыпчатая-то она какая!) Пока трудно сказать, что хомячку интереснее, эта палочка или просто корм. Свежий салатик тоже подложен, не хватает только новой "головки" творога, схожу, добавлю.
Так как гамачок он использовать так и не навострился, положил его просто в домик, как мягкое гнездышко внутри.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Заподозрил вчера одну дополнительную проблему, и заодно с кучей таблеток выкушал одну капсулу. Ничего так последствия. Такое ощущение, что впервые более-менее дышу за последнюю пару-другую месяцев без капель каждые полчаса.

@темы: Мистер Фаренгейт

---

персональный деанон, часть 4, Путь обмана

Сбил хронологический порядок и завис, что переносить следующим. Разгулялись всякие соображения, что тащить в первую очередь, и что оставить напоследок. Ладно, черт с ними, вспомню, из-за чего сам сбой - собирался совместить эти два миди с разных рейтингов, так как они откровенно из одной пачки. И все про мондасианский корабль. Сперва о том, как Мастер туда попал, а потом о первых шагах по программе кибернетизации населения. Оба не под замком, хотя во втором и рейтинг, кажется, он не такой уж травмирующий. (Если у меня просто глаз замылился, можно намекнуть, закрою от несовершеннолетних).

Автор: Бранд
Путь обмана
Муки творчества

Путь обмана
миди, 4104 слова
Персонажи: Мастер, мондасианцы
джен, драма, POV, легкое AU
Приквел к финалу 10 сезона.

Война – это путь обмана.
Сунь-Цзы. Искусство войны

Киберлюди – это всего лишь люди, которые еще не доэволюционировались до такой своей совершенной сферической формы, как токлафаны. Как-никак, до конца Вселенной отсюда было еще очень далеко! А чтобы подобраться к нему незаметным и будто бы естественным образом, требовалась осторожность, и согласованность множества деталей. Я разместил уже несколько будущих армий на выверенных орбитах у массивных черных дыр, когда пришла очередь Мондаса. Я использовал те тенденции развития, к которым само по себе тяготело население выбранных цивилизаций. Происходящее не должно было вызывать ни малейших подозрений – они развивались естественным образом, только помещенные в пространственно-временные ловушки из черных дыр на кораблях-полисах, кораблях-ковчегах, кораблях поколений, на которых они стремились каждый к своему Раю – не найденному новому дому. Они получали, чтобы не сбиться с пути, определенный «пакет» мифов, предсказаний, программ, индивидуальных руководств к действию на первое время в тех экстремальных ситуациях, в которых они оказывались, а затем я отправлялся к следующей перспективной цивилизации, чтобы поместить зародыш очередной армии в идеальную выростную среду. Прорастающие за ночь зубы дракона, превращающиеся в несокрушимые воинства к назначенному сроку!

В локальных замкнутых средах процессы ускорялись. А относительно всего остального мира – замедлялись, будто маленькие кусочки истории изымались из обращения, чтобы быть извлеченными созревшими. Ближе к концу Вселенной. К «последней» эпической битве добра и зла, где добром, конечно, буду я. А злом – все, что противится моему воцарению. То, что однажды произошло на Земле, произойдет на Галлифрее, пока он слаб и немощен после Войны Времени, пока дезориентирован в новой точке континуума, куда его так любезно поместил Доктор.

А ведь сколько было драмы вокруг того, что он его уничтожил! Но не так-то просто уничтожить что-то во времени. Иногда к счастью, иногда... просто таково положение дел во Вселенной. И некоторые переоценивают свою роль во всем происходящем.


Мондас погибал. Обычное повседневное дело. Как и все более-менее развитые планеты, обитатели которых сознают, что не живут в неизменных условиях и сами являются активным фактором их изменения. Одним из. Может, иногда и ключевым.

Когда одноклеточные организмы устраивают глобальные катастрофы, к примеру, поглощая из атмосферы весь метан и заменяя его на такие отходы жизнедеятельности как кислород, никто не поднимает шума, если, конечно, к тому времени на планете не заведется не в меру разумная метанодышащая цивилизация. Массовые вымирания существ, не стремящихся к звездам, также в порядке вещей. Вся разница лишь в том, можете вы что-нибудь поделать с перспективой своего вымирания, или нет. Если да, или думаете, что да, то поднимается кипиш. Мондас не так давно обзавелся космическими технологиями и был еще невероятно далек от того, чтобы попытаться успешно спасти саму планету, как-то компенсировав накапливающиеся изменения, подступающее глобальное потепление и растущие горные кряжи, архипелаги и континенты промышленного и бытового мусора – нормальные отходы жизнедеятельности любых живых существ – вы бы удивились, узнав, какие любопытные разумные виды могут вызреть именно на таком субстрате, который кажется вам совершенно негодным, опасным и вредным, но, спору нет, их жизнь будет совершенно несовместимой с вашей.

Разумеется, пока мондасианцы мало что могли поделать с самим булыжником, которому ни жарко ни холодно, что бы с ним ни происходило, но последним прижившемся на нем обитателям становилось туговато. Демографическая и политическая ситуация накалялись, грозя «глобальным потеплением» не хуже климатического. И так естественно было, что среди множества безумных проектов, призванных облегчить участь мондасианцев, включающих в том числе и планы по кибернетизации разумного населения, появился отлично разработанный проект космического корабля, способного вместить миллионы людей, надеющихся обрести прекрасный новый дом среди звезд, и которые должны были также просто очистить занимаемое на планете место и тем самым уже немного разрядить нарастающее напряжение.

Со мной на Мондас прибыл синекожий спутник, довольно пустоголовый тип, что-то вроде моей личной горничной – сложно было бы назвать его даже камердинером, определенно в таком качестве он бы не поспевал. Назвать его любимой зверушкой тоже было бы странно. Зверушкой еще куда ни шло, но те же мондасианцы на данной стадии своего развития с напряжением восприняли бы подобное отношение к тому, кто умеет разго... хм, нет, о поддержании разумной беседы как-то тоже не могло быть речи, лучше скажем – болтать, к тому же, как им казалось в присутствии моей ТАРДИС, на понятном им языке. Но, как его ни называй, он был мне предан после небольшой заварушки с его собственной планетой, причин и следствий которой он так и не уловил, и полагал, что я спас его, единственного выжившего после страшной катастрофы, из чистого милосердия. Он даже так и не понял штуки с ТАРДИС. Ну да, она была больше внутри, чем снаружи, и что с того? Видел он ее не то чтобы лишь разок и поверхностно, но пребывал по большей части в затуманенном состоянии сознания и не всегда потому, что под воздействием гипноза. Последний был бы хоть каким-то оправданием... Как бы то ни было, он сам все списывал на собственные расстроенные чувства и блаженно полагал, что находился на обычном космическом корабле, где пару раз напрочь заплутал в помещениях из-за своей некоторой топографической неполноценности и того, что слабо разбирался в технике. Тем более, что ТАРДИС с исправной хамелеонной системой и выглядела снаружи как настоящий обычный космический корабль, разумеется, куда меньший по размеру, чем его начинка, в которой видел он все-таки совсем не много помещений – стал бы я пускать его куда попало. Он полагал меня самого мондасианцем (по крайней мере, внешне мы никак не различались, и я точно был не синего цвета), отважным капитаном и ученым подвижником с некоторыми политическими наклонностями, возвращающимся с добрыми вестями из дальней экспедиции с благороднейшей целью поиска средств спасения собственного народа. А для мондасианцев он был живым свидетельством того, что космос битком набит планетами, пригодными для жизни гуманоидов, дышащих кислородом и почти во всем похожих на них самих – стоит лишь протянуть руку и проложить высокотехнологичный мост. Надо ли говорить, что это чрезвычайно их воодушевило и обнадежило?

Мост, который следовало проложить, должен был стать более чем просторным, но вовсе не для всех пассажиров, страждущих покинуть Мондас, а для небольшой части, которой будет вполне достаточно, чтобы заселить его, исчезнув из континуума практически незамеченной. Сколько гигантских кораблей, способных бросить нескромный вызов человеческим богам, встречались со своими айсбергами и шли на дно или просто бесследно исчезали в глубинах куда более великого, чем они сами, безграничного пространства!..

Да, на Мондасе я был вполне успешен и как политик. В конце концов, Мондас мало чем отличался от Земли, а тут я еще и не собирался пока... да можно сказать, и вовсе не собирался всерьез его захватывать, просто сверкнул, ярко и ненадолго, как пролетающая комета, заворожив последователей и до слез обрадовав не на шутку разволновавшихся «конкурентов» своим намерением навсегда оставить планету, чтобы самому увести к звездам строящийся по моим чертежам (и даже на мои неизвестно откуда взявшиеся средства – много будете знать, скоро состаритесь) циклопический ковчег. Выстраиваемый на некотором отдалении от планеты – ведь на самой планете было чертовски мало места, тем более для такой махины. Материалы тоже брались в основном извне – бесхозные металлы и минералы из щедрого Пояса астероидов. Корабль строился невероятно быстро по людским меркам, что было весьма удивительно для самих людей, но постоянные премии за успешно выдержанные сроки сглаживали их удивление и желание разбираться, на что уж точно времени не хватало, в чем же дело и каким образом в процессе оказываются срезаны кое-какие углы. Всего-то за несколько лет корабль был готов. Тщательно набранный экипаж из мужчин и женщин самого крепкого здоровья (чтобы выдерживать все перегрузки и превратности глубокого космоса, разумеется) поднят на борт, судно сошло со стапелей и взяло курс к Мондасу, чтобы занять место на устойчивой орбите над ним и загрузить достаточное количество колонистов, когда случилось то, что для людей было совершенно непредвиденным. Торжественный запуск принципиально нового гиперпривода, который должен был доставить нас к месту назначения во мгновение ока, вовсе не оказался произведен неудачно, с катастрофической ошибкой: пришел черед следующего этапа моего плана и все произошло в точности в соответствии с ним, по тщательно выверенной программе, заложенной в компьютер в скрытом режиме и активированной этим запуском, доверенным моему ближайшему помощнику, настоящему инженерному гению Мондаса, который теперь совершенно не был мне нужен со всеми его знаниями...


Корабль затрясло, оглушительно взвыли сирены, раздались крики ужаса. Мой помощник-мондасианец совершенно спал с лица.

– Это не я!.. Это не я!.. – только и повторял он, но его никто не слышал. Все были слишком потрясены тем, что видели не только на мониторах, но и в огромные носовые иллюминаторы, открывающие во всей красе чудовищную перспективу – разверстую голодную пасть черной дыры.

– Что ты натворил, мерзавец?! – громовым голосом воскликнул я, будто в сердцах хватая помощника за грудки и вытряхивая из пилотского кресла. – Зачем?! Зачем ты это сделал?!

– Я не виноват!.. – взвизгнул позеленевший от страха и потрясения мондасианец. – Это поломка, это какая-то диверсия!..

– Даже не сомневайся!.. – промурлыкал я ему в лицо и, отшвыривая его обратно в кресло, успел увидеть ужас понимания – кто именно это сделал, перед тем, как пристрелил его из обычного мондасианского штатного бластера, прожегшего в нем огромную дыру, исключающую шансы на выживание и способность вымолвить хоть слово, пока смерть не вступит полностью в свои права. Такое неслыханное преступление уж точно требовало жертв. Кто-то непременно должен был за него ответить, чем быстрее, тем лучше, пока никто не успел опомниться.

Крики вокруг превратились в сдавленные вздохи. Расправа всех немного отрезвила и тут же снова сконцентрировала контроль в моих руках. Я столкнул остывающее тело на пол, сам занял его место за панелью управления и начал быстро корректировать программу полета. Успешно. Мы больше не неслись с прежней скоростью в объятия черной дыры. Но разумеется, это было еще не все. Чтобы перевести огромную махину на реверс, нужно было переустановить кое-какую автоматику на другом конце судна, которая мало того, что все еще гнала корабль к черной дыре, она делала это со скоростью и эффективностью куда более высокой, чем происходили процессы в голове корабля.

Никому более не доверяя такое архиважное дело, я взял с собой часть команды и рванул к высокоскоростным лифтам. Часть, оставшаяся в рубке, послужит небольшим резервом, который должен будет добавить «свежей крови» в ходе дальнейшего проекта. Спустившись вниз, мы справились с ненужным ускорением без особого труда, и теперь корабль точно не падал в черную дыру, умостившись надежно на орбите вокруг нее, медленно, очень медленно стремясь отдалиться. Но «драгоценное время» было потеряно – корабль попал в ловушку, из которой не выбрался бы в течение всего того времени, которое и было мне нужно, зависнув в шатком равновесии, постоянно убегая и все-таки не в состоянии убежать от затягивающего черного водоворота – до самого конца Вселенной. Почти до самого. Самый конец я тоже видел, и до него от «почти самого конца» оставались еще миллиарды лет. Но что толку править бесплодной пустыней? Когда я доберусь до Галлифрея, я сумею вернуть его на место, может, не то же, что было, на другое, гораздо лучшее, в неизмеримо усиленной позиции, и ни у кого не будет шансов остановить нас... остановить меня.

Что ж, дело было сделано. Растерянные люди пытались сориентироваться и никак не могли. И тогда я еще раз обратил их внимание на ситуацию:

– Мы ведь находимся на орбите черной дыры, вы понимаете, что это значит?!

Они все еще находились в шоке и не понимали, хотя многие из них обладали отличным по их меркам техническим образованием.

– Вспомните же теорию относительности! Мы путешествуем на машине времени. По отношению ко всей Вселенной. Мы провели здесь меньше часа, но на Мондасе прошли столетия. Возможно, тысячелетия. Возможно, планета давно погибла, или спаслась безо всякой нашей помощи. Нам некуда возвращаться. Да мы и не можем.

Они запротестовали наперебой. «Наверняка должен быть выход!..» Они не были готовы к тому, что их жизнь бесповоротно изменится в одно мгновение. Мозг еще не был способен принять то, что произошло.

– Хорошо, хорошо, – успокоил я их. – Я буду продолжать искать выход, пока дышу! Пока есть жизнь, есть и надежда. Но имейте в виду, мы движемся страшно медленно по отношению ко всей остальной вселенной, но в то же время, мы движемся невероятно быстро по отношению к другому концу «Ковчега». Мы можем провести тут годы, а наверху – пройдут только минуты. Нам теперь некуда торопиться. Или вам. Вы можете отдохнуть. Смотрите. Этот корабль обустроен для дальнего путешествия. Он огромен и практически совершенно пуст. Целый город, целый мир с великолепными ландшафтами искусственно поддерживаемых экосистем на множестве палуб – невероятный неосвоенный мир для всего лишь затерянной горстки людей, такой как мы.

– Но мы должны вернуться за теми, кто остался в рубке! – осенило кого-то.

– Для них их собственное время течет с той же скоростью, – напомнил я. – Они ничего не теряют. Этот корабль настолько же в их распоряжении, насколько в нашем. Как только они это поймут, они найдут себе подходящую палубу, чтобы провести на ней остаток жизни. Да, увы, мы не способны выполнить свое прямое предназначение, но мы все еще корабль спасения цивилизации Мондаса. Где бы мы ни были, мы продолжаем жить. Когда мы наконец вернемся в обычный континуум, выйдя из притяжения черной дыры, пройдут миллионы лет. И тогда мы вернемся, мы должны вернуться – сам Мондас вернется во Вселенную! Если, конечно, мы будем продолжать жить, если оставим потомков и научим их всему, что знали.

Они впечатленно молчали, затаенно переводя дух, и в их душах прорастало и зрело чувство собственной удивительной значимости и потрясающих возможностей.

– Этот корабль – наш. Весь этот нетронутый, новенький с иголочки, мир – наш, – повторил я. – Ну а теперь, пожалуй, я вернусь в рубку и попробую что-нибудь изменить в нашей судьбе, хоть на это и мало надежды. А поскольку текущее время относительно, вы должны сознавать, что мы можем больше никогда с вами не увидеться – пока я поднимусь, а затем вернусь обратно, даже если не задержусь для того, чтобы что-то сделать, а я обязательно задержусь, минуют годы, десятилетия, столетия... Но если пожелаете, вы тоже можете подняться. Лифты всегда перед вами. В любое мгновение вы можете унестись на другой конец корабля, но если надумаете вернуться, этот мир, что вы видите сейчас, уже не будет прежним... – Конечно, это были бы пустяки, если бы они по каким-то причинам желали вернуться, но я знал, по каким параметрам отбирал эту группу – они были заинтересованы друг в друге, многие из них давно мечтали оказаться друг с другом наедине. Нужно было только слегка, едва заметно подтолкнуть их, уронить малую толику соблазна в их жаждущие открытые уши. И лишь каплю гипноза, чтобы преодолеть рамки условностей. Да достаточно было отвернуться, чтобы через пять минут они устроили оргию, радостно вняв призыву размножаться, подобно кроликам! Мондас страдал от перенаселения и трещал по швам, а здесь, пусть и в замкнутом во всех прочих смыслах пространстве, их уже опьянял воздух свободы. Независимости, безнаказанности – отсутствия каких бы то ни было долгов. Они по-настоящему попали в свой Рай! Ничтожная горстка избранных!

Они посмотрели на лифты пустыми взорами, будто их не видели. Все правильно. Именно так и должно было быть!

А я с самым героическим и серьезным видом вошел в один из лифтов... – на самом деле это была дверь моей ТАРДИС – и весело потирая руки подскочил к панели управления, собираясь убраться прочь с уже опостылевшего мондасианского корыта – до того момента, как пора будет снимать урожай – и устремиться на подготовку следующего зародыша будущей армии. Нажал на рычаг... Последовала короткая вспышка, из-под колонны вырвался сноп искр, ТАРДИС тряхнуло, потянуло едким дымом, быстро втягиваемым системой воздухоочистки, и – самое главное и кошмарное – ТАРДИС осталась там же, где стояла. После единственного первого толчка она полностью потеряла подвижность, будто пустила корни в палубу «Ковчега». Вот это уже в мои планы не входило...

Не веря самому себе, я обошел консоль, оцепенело проверяя все датчики, заорал «Нет!..», несколько раз сильно ударил по панели ладонями и кулаками, пнул для верности, а затем вскрыл кожух и вытащил перегоревшую деталь. Дематериализационная схема, заменить которую здесь не представлялось совершенно никакой возможности. На всем «Ковчеге» не находилось ничего похожего на подобный материал с подобными свойствами. И обработка его была бы слишком тонка и сложна, малейшие различия в конфигурации делали деталь бесполезной. Где-то в открытом континууме, возможно, удалось бы найти хоть какую-то замену, но в замкнутом пространстве в зоне притяжения черной дыры... Надо было, конечно, проявить больше предусмотрительности – слишком много скачков слишком близко к черным дырам. Была бы она одна – но ведь больше дюжины!.. Но все шло хорошо, ТАРДИС многократно сработала отменно, без намека на сбои, и я перестал беспокоиться и потерял осторожность, увлеченный самим процессом – механизмом создания армий, казавшимся отлаженным как часы, я пек их как блинчики...

Конечно, я перепробовал множество хитростей, которые сами по себе были страшно опасны, – если бы временная замена, едва подействовав, сгорела, например, в момент нахождения в вортексе или в совершенном наполовину процессе дематериализации, – но ничего не помогало, ТАРДИС оставалась недвижной, косной, мертвой как!.. Ладно, не совсем мертвой. Кое-что она еще могла обеспечить. Кроме того, для чего она была создана напрямую – кроме перемещений в пространстве и времени.

Машина времени, о которой я говорил мондасианцам, оказалась единственной действующей на данном, весьма специфическом, участке континуума и на всех парах несла нас к концу Вселенной. Вместе со мной. Конечно, когда все закончится и мы наконец вырвемся, я наверняка сумею отыскать замену необходимой детали, вернуться опять в прошлое и быть на этот раз гораздо, гораздо осмотрительнее! Но из моей жизни будет вырван значительный кусок. Хотя, если подняться на настоящем лифте к капитанскому мостику, миллиарды лет пролетят куда незаметнее... но это же грозило и некоторой нервирующей потерей контроля над происходящим. Внешний мир все еще был на своем месте. Все, что может проникнуть сюда извне, может оставаться незамеченным там, в рубке, пока не станет слишком поздно. Это оказалось бы невероятной потерей преимущества. А здесь я все еще могу продолжить работу с ТАРДИС и просто гораздо более чутко следить за изменениями – и в обществе эволюционирующих в замкнутой среде мондасианцев, и за возможными проникновениями извне. Сигнал бедствия, если отправить его с этого корабля, мало кто сумеет получить и расшифровать – заглушенный и искаженный черной дырой, смазывающийся во времени... конечно, лучше было бы его вообще не отправлять, но в нем же есть и надежда на то, что не придется ждать положенные миллиарды лет, пусть и в их сжатой версии. Такой сигнал сможет уловить некто, обладающий технологией путешествий во времени. И крайне маловероятно, что этот некто откликнется, как было бы малоинтересно человеку откликаться на зов муравья, кроме одного-единственного известного мне повелителя времени. И тут, конечно, сплошная лотерея... Либо он уловит сигнал и явится, либо благополучно пропустит – и такое случается. А если он явится сюда: либо мне удастся одержать верх и захватить его старушку-ТАРДИС, либо нет. Но кто говорил, что я не игрок? Значит, сыграем. Немного адреналина поможет скоротать время. Все будет не так скучно. И тем более лучше занять выгодную временную позицию, чтобы иметь возможность для маневра. Если повезет, Доктор материализуется прямо в рубке, ведь там обычно центр жизни любого корабля, и окажется там как на ладони и застывшим как мошка в янтаре, пока я не подготовлю достойную встречу.

А пока... Я вышел из «лифта», к не ждавшим меня мондасианцам. Первое, что я увидел – это более дюжины возведенных сборных домиков – семей из пары десятков человек должно было получиться куда меньше, значит, какие-то строения являлись общественными или хозяйственными. Точно – я расслышал мычание коров! Да они тут уже вовсю развлекаются попытками воссоздать сельское хозяйство! Молодцы какие.

Кто-то из них копался в свежевскопанных грядках и мой выход не остался незамеченным.

– Капитан! – крикнул кто-то изумленно. – Моментально из и из-за домиков высыпали остальные – числом чуть поменьше всей оставленной тут группы, но дело понятное – все были занятые люди, а жизнь на осваиваемой палубе била ключом. А кто-то, наверное, углубился подальше, решив поселиться в относительном уединении.

– Быстро обернулись, кэп! – заметил кто-то, и я удовлетворенно отметил, что неясно, чего в голосе и на лице говорящего больше, радости или разочарования. – Неужели удалось вывести корабль из зоны притяжения?

– Нет, – сказал я. – Я просто передумал. Кабина едва начала движение, и я тут же нажал кнопку «стоп». А сколько тут прошло времени?..

– А, ясно... – не без облегчения выдохнул спросивший, кинув одобрительный мимолетный взгляд на свою грядку. – Вторая неделя пошла. А мы вот тут домишки поставили, скотину разморозили, настоящие семена нашли... – Тут он спохватился, что не о том волнуется: – Вот это относительность!.. – вздохнул он. – Пожалуй, хорошо, что мы решили не ехать наверх – сколько бы времени даром потеряли.

Не то чтобы в этом утверждении был особый смысл, но для говорившего он явно имелся.

– Вот именно, – подтвердил я. – Большинством систем ведь можно управлять отсюда, и это будет куда быстрее относительно всей прочей вселенной, чем с капитанского мостика.

– И правда! – обрадованно воскликнул кто-то.

– Жаль, что это сразу не пришло мне в голову, наверное, и я не избежал общего шока, – кивнул я. – Но все равно многого не ждите. Едва ли мы сумеем покинуть орбиту в этом или даже следующем поколении.

Они покивали в ответ, в молчании.

– Ну, значит, есть толк в этих других поколениях! – сказал кто-то. – Наши дети вырастут на природе... Среди чистого воздуха, с самой чистой водой, под голубым небом, хотя и на корабле! На Мондасе давно нет ничего такого!

– Безусловно.

Какое-то время так и будет. Это поколение действительно проживет свою жизнь в идиллии. Резвясь и плодясь. Под моим чутким руководством. Когда их дети подрастут, а сами они состарятся и умрут, я останусь для их детей единственным родителем, тем, кто естественным образом будет возглавлять их. Как объяснить, что я не старею? Элементарно в условиях относительности времени. То и дело я буду отбывать на обычном лифте «на капитанский мостик», хотя на самом деле совершенно незачем ехать так далеко, и пропускать некоторые периоды. Я говорил, что ждать Доктора лучше в наиболее выгодной временной позиции? И это верно. Поэтому часто пропускать периоды, тем более крупные, я не буду. Время от времени все же сойдет та или иная маскировка – когда народу станет гораздо, гораздо больше и станет реальнее среди них затеряться, а затем, спустя годы, буду вновь возвращаться к прежнему облику, когда он окажется основательно забыт сменившимися поколениями. Видимо, за ростом этой конкретной армии мне придется какое-то время последить самолично.

Так и вышло. Поколения сменялись, время убегало, а некий хорошо известный мне таймлорд не прилетал. В куче сказок говорится о том, как меняется со временем отношение запертого в бутылке джинна к тому, кто однажды откроет сосуд. Начиная от благорасположения или хотя бы снисходительности, к наказанию за то, что тот слишком долго не делал того, что должен сделать. Его заслуга перестает быть заслугой, как бы призрачна она ни была, вся добродетель сосредотачивается только в самом терпении и ожидании. Все заслуги принадлежат тому, кто проявил выдержку. И при том не бездействовал ни мгновения. Я следил за ростом общества мондасианцев, переводил их с одного этапа развития на другой, толкал к прогрессу, который при каждом шаге вверх казался им великим благом, но мало-помалу ресурсы этой палубы истощались. То, что начиналось как пасторальное поселение, превратилось в огромный чадящий город, производственное чудо, исправно кормящее все население и одновременно выживающее человечество из все более непригодной для жизни, использованной до донышка, среды и из собственной шкуры. К тому времени давно никто не имел представления о том, что творится на других палубах, и о них ходили страшные сказки. Я организовал экспедицию на палубу номер пятьсот семь – достаточно отдаленную и полную ресурсов, там экспедиционная группа, отыскавшая свой собственный Рай, должна была эгоистично застрять и расплодиться, чтобы поддерживать постоянный приток материала для следующих фаз плана. Конечно, исчезнув, они не вернулись. Это лишь укрепило худшие подозрения жителей нижней палубы о том, что среда вокруг беспросветно враждебна.

И тогда мы обратились к «мудрости предков» и нашли в старых архивах проект по кибернетизации. Мы назвали его «Исход» и провели первые испытания на добровольцах и на тех, кому нечего было терять. Проект был ужасно недоработан, ведь составляли его ущербные человеческие умы, но все должно было идти по плану, они не должны были эволюционировать слишком быстро. К концу Вселенной они все еще должны оставаться вариацией кибернетической тяжелой пехоты, путь и способной к полетам, но все же еще не к путешествиям во времени в собственной броне, подобно далекам. Они должны были оставаться зависимыми от симбиоза с повелителем времени, который направит их куда и когда будет нужно.

Мы проверили результат эксперимента – еще невероятно сырой и недоработанный, он был, по крайней мере, полностью управляем. Вот эту группу мы и направили на капитанский мостик, забрать остававшихся там членов изначального экипажа – «свежую кровь», для генетического укрепления уже немного вырождающегося населения нижней палубы.

А потом, однажды, случилось то, чего я так долго ждал – камеры засекли, как воздух в рубке задрожал, подернулся рябью, и на мостике возникла старая синяя полицейская будка. А мой старый добрый запуганный синекожий подручный сделал то, что и должен был – пристрелил единственного человека, который был спутником Доктора – у Доктора ведь вечно в спутниках хоть кто-то из людей, крайне редко бывает иначе. И так было проще всего забрать заложника, пока Доктор еще не сориентировался и не стал слишком стараться отбивать труп у тех, кто желал его забрать «чтобы починить». Так я познакомился с малышкой Билл Поттс, с легкостью возвращенной к жизни посредством тех самых кибертехнологий, что вызывают такой патетический невроз у чувствительных натур, и поведавшей мне о моем враге, а также обо мне самом – в одном из моих будущих воплощений – изумительно много интересного. И нам совершенно некуда было торопиться. Все шло по плану – и операция «Генезис», и операция «Исход» – которая, на деле, не имела никакого отношения к киберлюдям. Это должен был быть мой исход – с этого старого мондасианского «Ковчега». Но об этом до самого конца не прозвучало ни слова. Почему? Все очень просто. Противник никогда не должен знать слишком много. Ведь все происходящее – это война, что однажды охватит Вселенную без изъятия. Что началась давным давно у самых ее истоков, что длится все Время из края в край, вечно и неизбывно. Тайно и подспудно.

Потому что война – это путь обмана.


Муки творчества
миди, 4274 слова
Персонажи: Мастер, доктор Виктор Франклин (хирург), первая киберженщина и др.
джен, драма, POV
Рейтинг: R
Предупреждения: вивисекция, опыты на людях
Приквел к финалу 10 сезона.

Путь к переменам тяжек. Тяжесть эта, главным образом, оказывается обычно на чьей-нибудь совести. Поэтому лучше всего с движением вперед справляется тот, у кого ее нет! Жизнь сразу становится светлей и проще, и нет горизонтов, которых мы не могли бы достичь.

– Да это же просто золотая жила! – воскликнул доктор Виктор Франклин, и глаза его горели, пока он дрожащими от волнения длинными пальцами жадно перебирал бумаги – стопки расшифрованных «с большими трудами» и распечатанных документов, извлеченных из архива старого мондасианского «Ковчега», целую череду поколений зависшего на границе черной дыры. – Я давно искал нечто подобное. Годами, скоро уже десятилетиями, прорабатывал возможные техники, а тут – словно недостающие страницы моих собственных исследований! Поразительно! И нам практически не придется изменять образ жизни, не придется сворачивать производство, без которого мы все равно не сможем существовать!..

– Ни в коем случае! Даже наоборот! Взгляните-ка сюда, на эти чертежи…

– И вы говорите, в перспективе эти люди будут полностью управляемыми? – он едва сдерживал восторженные придыхания.

– Да, предполагается, что так. Если пожелаете, разумеется. Есть множество градаций программы. На первых порах я бы посоветовал именно это, пока население не привыкнет и трансформация не станет делом обычным и естественным. Это было бы актом чистого… милосердия.

– И это полностью решит проблему с рабочими местами!

– И не говорите!

– И с жильем! Им ведь много будет не надо, да?

– Они будут практически полностью автономны и самодостаточны.

– И не будут размножаться.

– В конце концов, как вы себе это представляете?

Мы немного посмеялись, глядя друг на друга через лакированный стол из древнего красного дерева с дорогим письменным прибором и даже компьютерным монитором, оправленным во все то же драгоценное, хоть и непрактичное, дерево.

– Как министр здравоохранения, я буду всячески поддерживать это начинание! – заверил доктор Франклин. – Как же вы откопали эту прелесть? И почему о ней никто не знал раньше?!

– Все было в архивах, прямо под нашим носом. А то, что не знали раньше… Всякий плод созревает в свое время. Прежде не было острой необходимости в подобных смелых решениях. Мы не были готовы к тому, чтобы начать всерьез спасать себя как цивилизацию. Было куда проще закрывать глаза на ухудшающееся понемногу положение – и впрямь, оно ведь ухудшалось лишь понемногу, незаметно каждый божий день, исподволь – и полагаться на судьбу, на то, что кто-то более взрослый, сильный и мудрый возьмет на себя ответственность за происходящее. Всегда проще переложить решение на Бога, не тревожа свой сон необходимостью взрослеть и избавляться от розовых очков, превращающих мир в подобие уютной детской комнаты.

Доктор царственно покивал с задумчивым видом.

– И фактически, этот подход избавляет нас от обвинений в том, что «машины пожирают людей», ведь сами люди станут машинами!

– Верно.

– Однако, как убедить их добровольно?..

– О! Доктор! Нет ничего проще! Сколько в наших госпиталях безнадежно больных пациентов? Умирающих, сходящих с ума от отчаяния и ужаса перед смертью. Пойдущих на что угодно ради сохранения своей жизни. Более чем достаточно для того, чтобы подарить им это благословение. И подумайте только, в перспективе это практически бессмертие! Многие ли способны от него отказаться? Они согласятся именно добровольно. Хотя бы до тех пор, когда будут изобретены средства, позволящие вернуть им снова полностью человеческий облик и цветущее здоровье. Но для этого они должны спастись сейчас. Мы никого не станем принуждать. Заметьте – НИ-КО-ГО! Они сами будут вставать в очередь и умолять, чтобы их преобразовали поскорее.

Он уставился на меня с оцепенелой завороженностью, на несколько мгновений перестав дышать.

– Бессмертие! – воскликнул он наконец. Не слишком громко, но упоенно. – А ведь в итоге, не это ли и наша цель? Не только для низов общества…

– Да, когда мы доведем технологии до совершенства. Но для этого нам нужно накопить огромный опыт, не правда ли, дорогой доктор Франклин? И начать придется с низов, и идти вперед и вверх постепенно.

– Пока технологии не позволят нам сохранять бессмертие и цветущее здоровье в полностью человеческом облике?

Я сладко улыбнулся:

– Да. Если пожелаете. Если не решите вдруг, по мере процесса, что металлическое тело куда крепче и функциональнее как вместилище могучего и свободного человеческого разума! Венец творения, доведенный до совершенства уже им самим, а не природой!

Доктор самодовольно погладил свой галстук, предвкушая открывающиеся перспективы.

– Мне не терпится начать проводить опыты. Все, что я вижу, так головокружительно, что страшно потерять почву под ногами. А это весьма, весьма опасно в серьезных делах. Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. В конце концов, это древние документы, из которых еще не все ясно.

Я поднял руки, показывая, что дело теперь всецело за ним:

– Не буду лезть в вашу епархию. Рад, что как эксперт вы находите проект возможным и перспективным…

– Простите, господин премьер-министр! Я всегда замечал, что вы и сами недурно разбираетесь в медицине.

– Только как дилетант. Хотя, признаю, я весьма интересовался вашими работами. Прочитал все ваши статьи, прослушал полный курс ваших лекций – частью в записи, а частью и очно. Я ваш большой поклонник и нахожу ваши подходы очень прогрессивными! Поэтому я с удовольствием лично рекомендовал вашу кандидатуру на ваш пост и даже проявил в этом некоторую настойчивость. Как-никак действующий хирург… некоторые выражали сомнения в вашей политической активности, в том, что вас вообще интересует данный аспект общественной жизни…

– Э… – мой собеседник невольно пошел блуждающими пятнами на щеках от смешения самых разнообразных чувств, от польщенности, гордости и самодовольства до нервозности, неуверенности и злости.

Я снова успокаивающе поднял руку:

– О да, я знаю, что так мог бы счесть человек совершенно неосведомленный! Так как лично имел удовольствие слышать ваши истинные высказывания, отражающие смелую и прогрессивную гражданскую позицию. И вот – мы с вами движемся навстречу реформе здравоохранения, которая может перевернуть весь наш мир, а в перспективе, подарить всем нам бессмертие и свободу!

– Ох, да… – доктор Франклин залился краской теперь уже истинного смущения и довольства.

Вот и правильно. Он и не догадывался, что моя упомянутая настойчивость заключалась в том числе в парочке убийств, помимо всего остального, хотя и мог бы заподозрить: политика – дело признанно темное. Это немного избавляло от вселенской скуки в этом замкнутом мирке. Побочное явление моего застревания на мондасианском корабле из-за неисправной ТАРДИС со сгоревшей дематериализационной схемой – моя нетерпеливость. Которая сама по себе могла быть проблемой в вызревании именно этой армии для вторжения на Галлифрей в конце вселенной. С другой стороны, всегда приходится брать во внимание, что даже в благоприятной среде, без присмотра что-то может пойти не так, как задумывалось. Многие зародыши моих припрятанных на орбитах возле черных дыр воинств могут оказаться на выходе неудачными холостыми выстрелами. За развитием этого, по крайней мере, я мог следить какое-то время непосредственно – может быть, придется оставаться с ним до самого конца при самом пессимистичном раскладе, а может быть, я просто столько не выдержу и форсирую события уже всерьез, чтобы вырваться отсюда, возможно, именно это я и начал делать, и это тоже будет неплохим исходом. Хотя пока я соблюдал аккуратность, ведь киберлюди – не тот лакомый кусочек, что хотелось бы потерять впустую, на него было возложено много надежд. В то же время, в самом этапе, к которому мы сейчас переходили, было нечто почти от суеверия, от магического заклинания, которым можно вызвать один беспокойный дух. Если он и впрямь примчится сюда, будет забавно…

– И, признаться, я был бы не прочь иногда наблюдать за вашей работой, помогать вам, чем смогу. Иметь представление о ваших нуждах, чтобы вы ни в чем не имели недостатка.

Доктор Франклин испустил утробный смешок, не сводя прищуренного взгляда всего лишь по-человечески «проницательных» глаз.

– Вы ведь сами чрезвычайно заинтересованы в данном проекте, господин премьер-министр?

– Как может быть иначе! – улыбнулся я, одобрительно кивая: да-да, конечно он меня раскусил. Будто было что раскусывать. – Кто из нас не хочет жить вечно?!



Экология палубы 1056 потихоньку, мелкими шажками в течение столетий превращалась в филиал ада. Для меня она не представляла опасности с моей биологией повелителя времени, к тому же выезжающего периодически на отдых на другие палубы, не страдающие от загрязнений, или запирающегося в ТАРДИС, чтобы перевести дух от мирской суеты. Во всех правительственных зданиях и жилищах высокопоставленных чиновников стояли дорогие системы очистки воздуха, не говоря о воде и прочих очевидных вещах, так что, если покидать их не слишком часто, это гарантировало их жильцам жизнь, схожую с нормальной. Конечно, лишь относительно с тем, что творилось снаружи, но даже к этой небольшой разнице можно было отнести понятия «небо» и «земля». И в отличие от «небожителей», простые смертные очень страдали от всевозможных заболеваний дыхательных (и всех прочих) путей и органов, от постоянной накапливающейся общей интоксикации и генетических мутаций; туберкулез и злокачественные опухоли царили почти повально. Средний срок продолжительности жизни сократился настолько, что это уже нельзя было оставить без внимания. Но теперь появилась надежда для самых обездоленных – с их согласия, примерно так же, как прежде давали согласие на донорство органов после смерти, их нервную систему – то, что предположительно и делает нас высокоразвитыми существами и вообще нами самими, личностями, заключает в себе самую нашу суть, обязались сохранять в особых полимерных высокотехнологичных медицинских «протезах» до тех времен, пока не будет возможным полное исцеление. Процесс был трудоемкий и сложный, деликатный во всех смыслах, поэтому, хотя предлагали его беднякам, это преподносилось как исключительная привилегия – стать первопроходцами и тем завоевать право на потенциально бесконечную жизнь.

Нельзя сказать, что реформа совсем не встретила сопротивления, но ведь все было сугубо добровольным, и доноры нашлись немедленно, мгновенно были собраны тысячи подписей страждущих, слишком измученных своим медленным неуклонным умиранием или умиранием своих близких – любимых, родителей, детей, которых теперь необязательно было терять… Покажите людям всю бездну отчаяния, а затем протяните руку помощи, и они вцепятся в нее мертвой хваткой, не обращая внимания, какова она и куда их тащит. «Приведи свои войска в место смерти, и увидишь, как они будут драться!»

Да в конце концов, разве это было так уж плохо? Всего лишь необычно и пугающе. И уже почти не пугающе… Особенно в недрах госпиталей, наполненных смрадом гноящихся язв, извергнутой желчи, экскрементов, которые не могли удержать хилые, едва живые, дрожащие от смертного ужаса тела, и уже неживые, во множестве увозимые на каталках в морги, а затем крематории, еще больше отравляющие атмосферу. Этот мир все более становился непригодным для жизни. Это была данность, и сама слабость тела из плоти и крови стала страшным врагом человечества. Сама слабость была злом, обрекающим на вечную погибель, от которой следовало избавиться любой ценой.



Доктор Франклин и я встретились с первой дюжиной героических добровольцев, прокладывающих вместе с нами путь к спасению всей цивилизации.

Все они погибали от рака на последней стадии, у некоторых была поражена и нервная система, но мы пообещали это компенсировать, – а если не получится, то все их расстройства личности при обращении в киберлюдей, конечно, будут списаны именно на то, что помощь подоспела слишком поздно. Часть нервной ткани действительно могла быть легко заменена на оптоволокно.

И разумеется, ведь это первый опыт, возможны всякие побочные явления. Но что хорошо в кибернетическом теле – в нем все можно исправить практически на любой стадии. Пересобрать как угодно. Главное – не дать этим людям умереть полной бесповоротной человеческой смертью сегодня. И словно каждый станет кораблем в нашей великой и бесконечной космической одиссее!

Изможденная женщина с сияющими надеждой глазами обнимала двух плачущих дочерей, она казалась им бабушкой, а не матерью, хоть дочери сами выглядели неважно – их лица тоже казались старческими, высохшими и сморщенными, но тельца были маленькими, с тонкими как спички конечностями, изуродованными какими-то узелками, жидкие волосы были заплетены в нелепые колечки, перевитые блеклыми лентами.

– Зато я не умру! – хрипло, через силу, но торопливой сбивчивой скороговоркой приговаривала женщина. – Как бы все ни обернулось, хуже не станет. Сколько бы времени ни заняло лечение, однажды я снова смогу присматривать за вами. И я всегда-всегда буду очень-очень любить вас, мои бедные крошечки!..

– А вдруг операция пойдет не так?! – пропищала одна из девочек, она наверняка успела повидать на своем веку вокруг массу неудачных операций. – Как же мы без тебя?!..

– А как же вы без меня, если я просто умру? Иначе у нас нет никакой надежды. Так я могу хотя бы надеяться увидеть, как вы растете, мои красавицы! Я знаю, что будет трудно, но счет ведь идет уже на дни…

Тут она раскашлялась и забрызгала все кругом, в том числе и лица своих ненаглядных деточек выхарканными из легких черно-алыми сгустками крови. Это и решило ее судьбу. Ее спешно погрузили на каталку, нацепили кислородную маску и повезли в операционную первой, сопровождаемую традиционными тревожными криками сестер «Скорее! Мы ее теряем!..» и гнусавыми воплями «Мама! Мамочка!!!» – доносящимися уже издалека, детей так же спешно уводили прочь. Они не узнают свою мать, даже если увидят снова, а она не узнает их. Никто на самом деле не поймет, что случилось – она практически умерла у них на глазах, в чем же могут быть виноваты врачи, сделавшие все возможное?



Доктор Франклин возбужденно напевал, сам подталкивая каталку в операционную.

– Все вон! – скомандовал он бодро. – Остается только экстренная бригада. Все знают свои обязанности?

– Да, сэр! – рявкнули слегка нестройно ассистенты, нетерпеливо позванивая инструментами на тележке.

Я тоже сошел за экстренную бригаду. Кто же станет выгонять из операционной любопытствующего премьер-министра?

Первым делом на жертве… – да, первый же блин всегда обычно комом, так что назовем ее честно жертвой – разрезали абсолютно всю одежду, если можно считать таковой ее застиранные лохмотья, и бросили лоскутья грудой в большой пластиковый контейнер. Обнаженное женское тело с рельефно выступающими ребрами и иссохшими, будто вялеными грудями, изборожденными шрамами, вызывало не больше желания, чем засохший на тарелке пованивающий бекон.

– Да тут и спасать толком нечего, – пробормотал Франклин, оглядывая пациентку. – Проще сразу все заменить оптоволокном, чем извлекать ее нервную систему.

– Верно, верно, – согласился я. – Но в любом случае сперва стоит потренироваться. Не так уж много исходной живой ткани нужно для переноса, даже нервной, главное основные «кабели». Тем не менее, мы имеем костяк…

– Пораженный артритом до дальше некуда, – скептически хмыкнул хирург.

– Сойдет как каркас для полимерной формы, она сама будет держать себя, а сам позвоночный столб со спинным мозгом внутри, как и все, наполненные нервной тканью кости, здорово облегчат вам работу. Иначе пришлось бы собирать роботов с нуля, да еще среди толпы возмущенных, еще не умерших людей, а тут только слегка «пройтись напильником»! А эффект практически тот же.

– Да-да, простите, господин премьер-министр, действительно, трудно требовать сразу же качественных исходных материалов… Сперва потренируемся на кошках. Хотя эта драная кошка выглядит совсем дохлой…

Он со вздохом принялся вспарывать на женщине кожу, срезать лоскутами и бросать в тот же контейнер, где уже покоилась ее одежда. Кровь со стола стекала по особым желобам в трубы, ведущие сразу в канализацию. Женщина находилась в коме, анестезия ей не требовалась. В любом случае, чтобы сделать производство массовым, его следовало удешевить до крайности. Так что анестетиков на всех не напасешься, но есть и естественная бессознательность, которая позволит хирургам работать спокойно, не отвлекаясь.

– А вы не хотели бы начать сперва с удаления внутренних органов?

– И начинать подключать сразу к аппаратуре? Гм-гм, возможно… Но сперва хочется убрать побольше заведомо лишнего.

С влажными шлепками в контейнер отправлялись куски бледной дряблой кожи с кусками дистрофической плоти.

– Сейчас вам придется начать перерезать сосуды, и органы окончательно откажут в любом случае. Полагаю, у нас и так уже имеется восьмидесятипроцентная смерть мозга.

Скальпель доктора раздраженно застыл в воздухе.

– Кажется, вы лучше меня знаете, что делать?

– Ни в коем случае. Мой совет исключительно с технической стороны. Уж в технической-то стороне вопроса вы мне не откажете?

Кажется, он расслышал в моем голосе нотку угрозы. А мне показалось, что он оказывает маловато доверия аппаратуре.

– Я всего лишь желаю получше приглядеться к структуре того, с чем придется иметь дело. Пожалуй, со следующими, когда дело будет поставлено на поток, я так и поступлю. Вы ведь не против, если мы немного неэкономно поступим с начальным расходным материалом? Пока набиваем руку?

– О, нисколько, – разрешил я со смешком. В конце концов, для человека, Франклин был весьма квалифицированным специалистом. Раз он сознает, что эффект может не дотягивать до желаемого, и его это не остановит (а в самом деле, с чего бы останавливать?), пусть поступает по-своему.

Тем не менее, доктор распрямился, переводя дух, и задумчиво поглядел на истекающее кровью ободранное уже местами до костей и сухожилий тело на столе. Застывшие руки в обагренных резиновых перчатках влажно поблескивали.

– А знаете… – воскликнул он почти осененно. – Пожалуй, вы правы. Мне отчасти мешает скептицизм. Похоже, в глубине души я не уверен, что это сработает.

– А ведь вы уже пробовали на настоящих кошках! – напомнил я.

– Да, но мы ведь не доводили преобразование до конца и вообще решили не тратить время на изучение специфики реакций животных, когда у нас есть для этого достаточно людей, и все тонкости будут подгоняться сразу под человеческие особенности…

– Итак, – решительно скомандовал он ассистентам. – Давайте сюда внутреннюю аппаратуру! – Ассистенты сразу засуетились вокруг тележек, накрытых стерильной тканью поверх подготовленных частей искусственного тела. – Но мне все еще интересно, вся эта оставшаяся лишняя плоть, нереально как следует ее очистить в массовых масштабах – она будет разлагаться и поражать ткани, которые мы собираемся сохранить…

– Безусловно.

– Даже, когда мы соберем ее успешно, она сгниет за… гм, не уверен, что это состояние можно будет назвать «заживо». Не проще ли и в самом деле заменить все оптоволокном?

– Мы много раз говорили об этом. Идея проекта – в сохранении готового биологического процессора.

– Верно. Можно было бы извлечь мозг, поместить его в отдельную оболочку, снабдить кое-какими манипуляторами… это было бы даже экономичнее.

– Какой любопытный ход мыслей, доктор! Однако, что же вас останавливает?

Франклин вздохнул, колеблясь.

– Антропоморфность? – отчасти он разговаривал вслух сам с собой. – Гораздо легче принять ее в каком бы то ни было виде, чем отказаться. И раз уж мы стремимся достичь бессмертия и довести технологию до совершенства для самих себя, то… она имеет значение. Подобное строение весьма удобно для выполнения множества привычных задач или для тех, что способен придумать человеческий мозг.

– Тело остывает, доктор!

Франклин издал веселый смешок.

– Да. Займемся нашей Венерой, праматерью усовершенствованной цивилизации…

С тележек были сорваны покровы, а Франклин бодро вскрыл преобразуемой брюшину и принялся извлекать органы – метры разматывающихся кишок и прочие филиалы пищеварительной системы.

– Как все запущено! – бормотал он. – Только гляньте на этот мерзкий цвет! Как вообще можно работать с таким материалом?.. – зеленовато-оранжевая печень с загадочными черными трещинами смачно шлепнулась в контейнер поверх кишок. Порывшись под ребрами, доктор достал единственное легкое, пораженное метастазами, затем не менее пораженное сердце, прищемив и перерезав основные сосуды, и плюхнул в тот же контейнер с мусором. Затем сменил перчатки и бережно начал присоединять искусственные механизмы, которые должны были поддерживать подобие жизни в том, что осталось от пациентки.

– Сгниет? Или подсохнет и кристаллизуется, ассимилируется с полимером? – бормотал он себе под нос. – Посмотрим, посмотрим, с какой скоростью, и насколько оптимистичны были наши предки…

– Кажется, они предполагали, что можно будет помещать тело в корпус практически полностью.

– Да-да-да, но слишком, слишком много лишней биомассы. Если бы весь корпус был мощнее и менее экономичен, то все возможно. Сейчас же мы делаем так, чтобы мощности хватило с запасом, а материал можно было использовать по возможности легкий.

– А ваши собственные труды, доктор? Разве это не чрезмерные расходы?

– Посмотрим, как будет вести себя материал, – бодро откликнулся хирург. – В конце концов, срезать большую часть мяса – не такие уж большие труды, если наловчиться; сможет навостриться любой студент. Главное, постичь ту золотую границу, когда оставленная плоть принесет наименьший вред.

– Как скажете, доктор, вам виднее.

В конце концов и слишком быстро развиваться им пока ни к чему. Пусть делают свои ошибки, экспериментируют, придумывают новые решения. Направление выбрано верно.



Следующего добровольца препарировали на другой день. На него доктор потратил почти вдвое меньше времени, сразу же выбросил внутренности, подключил часть аппаратуры, и воскликнул:

– Ах да! Вот теперь же мы ее всю заляпаем, пока будем срезать лишнее!

– Но материал будет гораздо свежее!

– Надеюсь, надеюсь. Все равно в конце промывать все как следует...

В течение недели, немного меняя порядок операций и упрощая какие-то этапы, доктор Франклин подготавливал в день по одному пациенту. И они скапливались, в еще овощном состоянии, в центре первичной реабилитации. В одном Франклин точно был прав: запах гниющей плоти трудно было заглушить моющими средствами, но каждый пациент пах по-разному – хирург опробовал разные консервирующие средства и физрастворы и потихоньку справлялся со своими первыми проблемами, нащупывая оптимальное равновесие ампутаций и примененных средств. Когда-нибудь они освоят нанотехнологии, которые тоже отлично помогут им в нелегком деле.

А ровно через неделю первая испытуемая «пришла в себя». Первое, что она сделала – это схватила своими новыми руками голову склонившейся над ней сиделки и раздавила ее как перезрелую тыкву. «До-чень-ка! До-чень-ка!» – записали камеры ее первые рефлекторные движения и слова через неэкономно установленный в первый же день полноценный звукосинтезатор. Она могла бы раздавить голову и собственной дочери, стремясь взять ее в ладони и не соизмеряя силу. Однако, ее порыв, хоть и атавистичный, похожий на проявление настоящих эмоций, был чисто автоматическим. «До-чень-ка!» – продолжала повторять она, не обращая внимания сперва на вопли медсестры, а затем треск ее черепа и хлюпанье его содержимого. Когда тело с кашей вместо головы рухнуло на пол, первая киберженщина немного посидела, сжимая и разжимая окровавленные пальцы с застывшими на них кусочками желеобразной субстанции, затем поднялась и двинулась из палаты в коридор – ее слишком беспечно оставили ни к чему не пристегнутой, считая, что она не оправится и никогда не встанет, заранее относились к ней, как к неудаче и просто горе запчастей. «До-чень-ка» – продолжала гудеть она, двигаясь по коридору, вслед за бегущими в панике прочь медсестрами и медбратьями – для тех произошедшее оказалось слишком большой неожиданностью. Охранники спрятались за шкафами и столами, не сразу понимая, что делать – стрелять ли в драгоценный плод подвижнических экспериментов доктора Франклина, или просто тоже спасаться, или хотя бы бежать за инструкциями. Один осмелился обратиться к начальству по рации, чем выдал свое местоположение. «До-чень-ка!» – прогудела киберженщина, опрокидывая столы, тазы с сукровицей, горшки с цветами, выращиваемыми какой-то медсестрой, двигаясь к неосторожному охраннику. «До-чень-ка!» – протянула она к нему руки. Тот оказался достаточно решителен, чтобы выстрелить ей прямо в грудную пластину. Это немного ошеломило киберженщину, но не остановило. «До-чень-ка мо-я!» – проскрипела она, делая последние шаги вперед и обхватывая охранника в крепкие объятия. «Бе-ги от-сю-да!» – скрежетала она под его истошные крики и треск костей. – «Спа-сай-ся! Не верь! Не верь! Смер-ть! Луч-ше смер-ть! А-а-а! А-а-а!» Наконец другие охранники повыскакивали отовсюду с воплями, то ли придя в себя, то ли окончательно потеряв голову, и принялись палить в напавшее на них чудовище. Прежде чем им удалось нанести ему какой-то урон, они полностью разгромиили все помещение и задымили камеры. Но все-таки множественные выстрелы сделали свое, им удалось обездвижить нападающую, выведя из строя кое-какие важные детали механизма и сумев отстрелить ей ногу. Им повезло, что Франклин еще не все крепил на совесть.



– Вот! – эмоционально выдохнул Франклин, всплеснув руками, пока мы вместе смотрели ту самую запись, смонтированную с нескольких камер. – Что прикажете делать? Что мы сделали не так?!

– Ну, доктор, насколько я вижу, эксперимент-то как раз завершился полной удачей.

– Вы так думаете? – в его голосе послышалось облегчение. Неужели он думал, что из-за небольшого погрома, информация о котором даже не распространилась по городу, я вздумаю препятствовать проекту, который сам же ему предложил?

– Ну конечно! Смотрите, мало того, что она выжила, она встала, проделала все эти сложные действия, она оказалась сильна как черт, чего мы и желали достичь! Все сработало, доктор!

– Верно, верно…

– Но не все сразу, и теперь, когда мы знаем, что методика эффективна, нам следует быть осторожнее. Возможно, стоит проводить преобразование постепенно, в несколько этапов, не сразу подключать все функции.

– Вот уж верно!.. Но мы еще не знали, что именно сработает, и сработает ли что-то вообще.

– Теперь вы знаете. Это потрясающий прорыв, доктор!

– Вы так думаете?! – Франклин просиял.

– Ну конечно, думаю. И позвольте признаться, я никогда не сомневался в вашем гении! В вашей эволюционной прозорливости, в вашем высочайшем хирургическом мастерстве! Как насчет рюмочки старого коньяка, доктор, за прекрасное начинание?

– Ох, ну конечно!..

Я разлил стоящий в хрустальном графине на серебряном круглом подносике коньяк по пузатым рюмкам. Франклин склонив голову в благодарном символическом поклоне, поднял свой бокал и втянул аромат благородного напитка, согреваемого пальцами сквозь донышко. Мы церемонно чокнулись и отпили по глотку.

– Но, кажется, вас что-то беспокоит, доктор?

– Да, кое-что… я не ожидал, что у нее сохранится эмоциональность…

– Ну, в конце концов, ее мозг недоумер, это не так плохо, в перспективе мы и не собираемся же его убивать.

– Но… то что она говорила…

– Я думаю, это рефлекторное, автоматическое. Она была матерью, ее последние слова и эмоции были обращены к ее дочерям – ее буквально закоротило, вот она и повторяла одно и то же. Да, мозг недоумер, я полагаю, но все же это скорее повторяющийся скрип тумбочки, чем…

– Нет-нет, господин премьер-министр, – доверительно пролепетал согретый коньяком хирург. – Я о другом. Неважно, что она ощущала или не ощущала эмоционально, это могло быть проявлением какого угодно расстройства. Но что она ощущала физически? Почему «Лучше смерть»? Почему «Не верь»? Она будто хотела предупредить. О чем она могла предупреждать? Все, что от нее, главным образом, осталось, это нервная ткань. Она испытывала боль? В самом деле?

– Вы же сами говорили, что, скорее всего, она сгниет заживо. Не самая здоровая обстановка для уцелевших нервов.

– Я мог лишь надеяться, но не ожидать, что нервные импульсы смогут успешно передавать сигналы в том положении, в каком окажется нервная ткань. Она казалась буквально мертвой. Мы могли надеяться на какие-то конвульсивные движения, подобные подергиваниям лягушачьей лапки под электрическими разрядами, но…

– Вы ведь еще добавили оптоволокно для лучшей проводимости. Кстати, вы провели вскрытие, что вы обнаружили?

– Они буквально спаялись, срослись! Я имею в виду оптоволокно и нервную ткань. Вот чего не ожидал. Такое ощущение, что вся комбинация механизмов способствует частичной регенерации нервной ткани, и только ее. С симбиотической связью с оптоволокном. Так что она еще живехонька, живее, чем была! Мы используем ее повторно.

– Поразительно! Наши предки были не дураки!

– Отнюдь! И вероятно, у них было на все исследования куда больше ресурсов, чем здесь у нас в этом замкнутом мирке, – вздохнул доктор.

– Вы только посмотрите на силу этой несчастной женщины. Как думаете, возможно, добившись силы и бессмертия, мы легко вырвемся из нашего замкнутого мирка?

– О, это было бы прекрасно! Операция «Исход»! Это невероятно вдохновляет! – встрепенулся доктор. – И все же… что делать с этой гиперчувствительностью восстанавливающейся нервной ткани?

– Уверен, вы что-нибудь придумаете, доктор. Можно же разрушить определенные центры в мозгу…

– Все далеко не так просто, подобным образом мы можем ухудшить идеальную передачу импульсов, приводящую весь механизм в движение, обеспечивающую идеальные тончайшие контакты. Кроме того, эта тенденция к самовосстановлению – надо еще прощупать ее границы – может свести на нет наши старания. Как будто этот побочный эффект – необходимая сопровождающая процесса…

– Доктор, вы только в начале пути! И вы определенно придумаете, как справиться с этой небольшой проблемой. По крайней мере, к тому времени, когда это станет действительно важно. А пока могу дать вам только глубоко технический совет.

– Я весь внимание!

– Ставьте технические ограничители, используйте и оптимизируйте дистанционное управление, ну и наконец самое главное: выключите им звук в динамиках!

Доктор оглушительно расхохотался.



Человечество в надежных руках
Персонажи: Мастер, Мисси, фрагменты человечества, хирург
джен, хирургический процедурал, антиутопия
Рейтинг: R
Размер: 1024х1624 Смотреть на Гугле 1016х1616
Примечание: иллюстрация к последнему миди и финалу 10 сезона

С другой рамкой 1016х1616

Первый миди в выкладке
Второй миди в выкладке
Коллаж в выкладке

[L]Бранд[/L] <a href="http://1241.diary.ru/p215112298.htm">продолжает</a> переносить свои рассказы с ЗФБ: сразу два миди про Мастера - приквелы к финалу 10 сезона

@темы: The War Games, сказки

---

Неон-задохлик помер наконец. Жду, когда скончаются остальные, потом буду стерилизовать шар, прежде чем заводить следующую партию.

@темы: пузырек с рыбками

---

Видимо, мне было скучно жить, и я попробовал вернуть на телефон учетку. Зверь сразу разогрелся и затормозил. Наверное, опять придется делать сброс к заводским настройкам

---

кроссовер в каноне :)

Морс и сам по себе слегка холистический детектив, но тут внезапно к его домику подкатил автомобиль, и из него вышел... Дирк Джентли

---

"Никого не будет дома, всех убил сосед-маньяк..."

Не совсем спойлер, но невольно напевается на начале второй серии второго сезона "Индевора".

---

Чем больше я читаю у Корба о необходимости принятия решений, тем меньше мне хочется это делать и зреет буквально отторжение к этому делу
Я дикий танк и не хочу ничего решать

---

Зашел в почту, а там - звучит-то как: "Инквизитор Рейвенор подписался на вас в ю-тубе"