Coeur-de-Lion & Mastermind
Автор: Бранд (Диктатор-прогрессор)
Бета, баннеры Мисс Жуть
Категория: джен
Задание для спецквеста: Total!AU
драббл, 623 слова, кроссовер с «Игрой Престолов», АУ по обоим канонам
Задание: retelling!AU
Пейринг/Персонажи: король Джек Барроутеон, Мастер Ланнистер, Доктор Старк, спойлерРани Таргариен, спойлерКорсар Грантджо
Жанр: описание исторической ситуации, пародия, ретеллинг
Рейтинг: G
Краткое содержание: В Вестерос приходит глобальное потепление.
Все смешалось в древнем многострадальном Вестеросе. Конечно, все шло наперекосяк и раньше, во все времена. Но казалось, именно после смерти Джека Барроутеона, безумного короля, сластолюбца и сумасброда, все и вовсе пошло прахом. Безумный король Джек считал себя божественным и бессмертным, и частенько подначивал своих приближенных проверить этот «непреложный факт» на деле, чем донельзя смущал их. Едва ли ему следовало повторять эту шутку в присутствии Мастера Ланнистера, мужа не только серьезного и достойного, но и обладающего неуемным исследовательским любопытством, который просто не мог не принять подобный вызов своей природной пытливости. К его удивлению и разочарованию, – а также ко всеобщему ужасу, – король все-таки скончался очень скоро после того, как меч из валирийской стали пронзил его непутевое сердце. Король не оставил наследников, так как имел прискорбное пристрастие к противоестественной любви куда более, нежели к естественной, в которой практиковался слишком мало и эпизодически. И так началось тревожное, беспокойное междуцарствие.
Горя заботой о народе и королевстве, Мастер Ланнистер, так и не потерявший своей природной тяги к экспериментам, предложил, раз подвернулся повод, перейти к демократическому правлению. Которое обещал даже профинансировать. О золоте Ланнистеров ходили легенды. Над ним, как говорили, чахнет сам основатель династии, мифический царь Кощей. Последнее имя, впрочем, было родовым. Как раз чтобы отличаться от череды предшественников, последний представитель рода и предпочитал зваться по своему прозвищу Мастером – исключительно из пристрастия к техническим наукам.
Имевший же пристрастие к социальным ценностям лорд Старк аналогичным образом носил взятое себе самолично имя Доктор. Доктор Старк болел всей душой за братьев наших меньших – обитающих за Великой Стеной одичалых и белых ходоков. Он вовсю обменивал у них стеклянные бусы и яркие ткани на шкуры лютоволков и прочие меха и северные народные промыслы. Поговаривали, что он был влюблен в предводительницу ходоков – прекрасную синеглазую Белую Розу.
С народами за Стеной творилось что-то неладное – они отходили все дальше по мере того, как климат в Вестеросе по неизвестным причинам становился все теплее. Мастер выдвигал предположение о глобальном потеплении и и предлагал в целях сохранения экологии меньше пользоваться каминами и вырубать леса. Прочие не видели резона ему не верить, но не пользоваться каминами не спешили – хорошо говорить об этом тем, кто живет на юге! Да и идею демократической реформы сочли полностью утопической. Мало кто знал, что еще более далеко на юге дальняя родственница почившего короля, вернее, представительница более ранней ветви рода – Рани Таргариен, руководствуясь древними преданиями, пытается восстановить племя драконов, экспериментируя с пустынными игуанами, водящимися в тех краях в изобилии. Она исключала из их ДНК ген ограничения роста, а также пыталась вывести летающую и огнедышащую породу. С последними пока не задавалось. Это было вреднейшее производство, возможно, отражавшееся и на климате по мере того, как экспериментальные драконы взрывались над пустынными полигонами – особенно лучшие из них, приноровившиеся худо-бедно взлетать на наполнявшем их горячем газе, оставляя после себя огромные грибовидные облака, вместо того, чтобы аккуратно извергать пламя изо рта.
Приближенные Рани пошушукивались, что неплохо бы поскорее сосватать госпожу замуж, чтобы она угомонилась и перестала впустую растрачивать свои молодые годы. Вот хотя бы за Мастера Ланнистера – их общая страсть к наукам всегда могла перерасти в нечто большее.
А переживавший глубокую личную трагедию Доктор Старк еще не знал, что потеря Белой Розы, ушедшей со своим народом слишком далеко от более непригодных для поддержания ее жизни земель, дарит шанс на завоевание его сердца грозному Корсару Грантджо, курсирующему вокруг земель Вестероса подобно великому змею, оплетающему всю землю и кусающему себя за хвост. Мало кто знал, что Корсар давно был влюблен в Доктора, и был на самом деле хрупкой и нежной девой по имени Джо Грант, романтичной и доброй, пекущей на досуге вкусные булочки.
Что ж, может быть у кого-то в Вестеросе и было будущее, были шансы и светлые надежды. Но глобальное потепление неумолимо наступало, и призрак Зимы отступал все дальше в пространстве и времени. Настали мрачные последние времена, сулящие примирение, утопическую демократию и заботу об экологии.
драббл, 377 слов, real!AU
Пейринг/Персонажи: Ричард Докинз, Лалла Вард
Жанр: зарисовка
Предупреждение Эволюционная биология, отсылка, помимо работ Докинза, к теориям Р.Пенроуза. Задействованы реальные люди.
Рейтинг: G
«Где пролегает граница между человеком и животным? Задавать такой вопрос может только невежда. В эволюции и самом времени таких границ нет.
У животных, тем более у простейших или растений нет сознания, на которое можно было бы воздействовать. Развитого сознания. Квантовые эффекты в микротрубочках цитоскелета некоторые считают вполне достаточным для того, что могло бы считаться ранним сознанием. Но так ли нужно сознание? Поставим себе на службу саму жизнь. Начинающуюся с маленьких эгоистичных репликантов – генов. Если дать им стальную оболочку вместо носящих их биомашин, если их самих обратить в механизмы, они будут несокрушимы, они обратят все вокруг в свое собственное подобие, и значит, сотрут все, что могло бы обладать более высоким сознанием, в порошок.
Красивая идея для будущего вселенной. Всего лишь будущее наномеханизмов.
Но… с какой скоростью могут сами по себе эволюционировать механизмы, чья способность ошибаться ниже, чем у живых существ?
Увы. Тупик».
Профессор Докинз поставил точку, протер очки мягкой тряпочкой, фыркнул и чуть не стер напечатанное.
Просто борги. Как завоевывать вселенную с боргами? Во что вшивать им «правило номер один»? Тем более что при малейшем сбое – даже техника переживает свои мутации, если предоставить ее самой себе – именно такие механизмы получат «эволюционное преимущество».
Пожалуй, не стоит ничего такого делать. Тем более привлекать в свою армию «деревья, и камни, и птиц небесных» не только ныне живущих, но и давно почивших. Ведь ДНК потенциально бессмертна, ее можно вычленить из бессчетного множества погибших во все времена организмов. Такая армия сметет все живущее вместе с собственным предводителем и «создателем» одним мгновенным движением. И «бог – умрет».
Да и кто знает, не являются ли современные гены именно ими – созданиями прошлых вселенных и сметенных прочь цивилизаций? Уже. Прямо сейчас. Давным-давно.
Замыслы с размахом частенько теряют смысл, если просто подумать и представить себе последствия.
Именно поэтому эволюция бездумна и лишена плана. Вода течет туда, где встречает меньше сопротивления.
В этом часто разгадка, почему миром управляют идиоты и безумцы – те, кто не способны ничего предвидеть.
– Дорогой, ты собираешься сегодня спать? – спросила Лалла, заглядывая в дверь. – Или в интернете опять креационисты?
– Креационисты просто не понимают, что тот, кто был бы способен придумать Великий План, тот не нашел бы нужным его осуществлять!
– Как скажешь, котейко, – с насмешливо-ласковой покладистостью ответила Лалла и закрыла дверь.
Ричард Докинз усмехнулся.
Он был слишком умен для того, чтобы захватывать мир. По крайней мере, сегодня ночью.
мини, 2370 слов, кроссовер с сериалом «Менталист»
Задание: retelling!AU
Пейринг/Персонажи: консультант КБР Гарольд Саксон, агенты спойлерМарта Лисбон, Кимбелл Чо, Уэйн Ригсби, Грейс Ван-Пелт, директор Винтерс, полиция и пр.
Жанр: детектив, экшн, трэш, хоррор
Рейтинг: R
Предупреждение: горы трупов, намеки на децимацию и геноцид
Краткое содержание: Калифорнийское Бюро Расследований расследует дела с помощью своего консультанта. А тот расследует их с помощью своей способности и склонности к массовому гипнозу. Кто может бросить вызов подобному беспределу органов правопорядка?
– Агент Лисбон, как вы только терпите этого циркача?! – побагровевший после едва закончившегося телефонного разговора, директор Винтерс пыхтел от злости. – Из каждого расследования он устраивает балаган!
Лисбон, по обыкновению, держала лицо кирпичом.
– Как скажете, сэр. Может быть, вам уволить нашего консультанта?
– Не мелите чепухи. Он слишком ценен. Но постарайтесь держать его хоть в каких-то рамках! Вчера он загипнотизировал целую демонстрацию протеста против грубого обращения с лабораторными мышами и предотвратил кровопролитие и неминуемые человеческие жертвы! На прошлой неделе загипнотизировал целый стадион, чтобы найти убийцу легендарной рок-певицы. Что он сделает завтра? Загипнотизирует девяносто девять процентов избирателей на следующих президентских выборах?!
– Не могу сказать, сэр. Разве только чтобы держать уровень преступности под контролем и ориентировать спецслужбы не мешать друг другу работать… Впрочем, вы знаете, что он этого не сделает. И почему не сделает.
– Он асоциален по определению!
– Но все еще ценен, как вы заметили.
– Да! Особенно, если держать его подальше от людей… – Винтерс вздохнул и потянулся к ящику стола за пузырьком успокоительного. – К сожалению, это невозможно, иначе он станет бесполезен… Хорошо, вы свободны, поезжайте на место преступления, но передайте мистеру Саксону, чтобы он старался как-то ограничивать зону ментального поражения!
Лисбон открыла дверцу машины со скучающим консультантом Калифорнийского бюро расследований внутри. Тот скатывал шарики из конфетной фольги и украшал их, протыкая зубочистками. Видимо, обчистил ближайшую забегаловку – зубочисток у консультанта был полный карман.
– Это что, противотанковые ежи? – поинтересовалась Лисбон, кивая на россыпь блестящих колючих шариков на приборной панели.
– Успокаивает нервы, – пробормотал консультант. – Защищают от всякого зла. Хочешь талисманчик?
– Не хочу! – отрезала Лисбон, включая зажигание и срывая машину с места. Шарики от резкого толчка посыпались под сиденья.
– Э-эй! Что ты творишь, вандалка?! – возмутился консультант.
– Шеф передал, чтобы ты поменьше гипнотизировал стадионы, – Лисбон не забывала смотреть по сторонам и в зеркальце заднего вида. – Поменьше трюков, Гарольд! Не мог бы ты работать более ювелирно?
– Мой ювелирный труд в данный момент катается под сиденьями.
– Ты знаешь, о чем я говорю!
– Конечно, знаю, – Гарольд зевнул. – Но это было бы так скучно! Куда мы сейчас? В нестарое, недоброе поместье с полным штатом убийц под предводительством дворецкого?
– Не делай вид, что уже раскрыл это дело!
Консультант пренебрежительно фыркнул.
Долго ли, коротко ли, доблестная команда Калифорнийского бюро расследований докатила до оцепленного полицией огромного особняка.
– Что у нас тут, Чо? – поинтересовалась Лисбон, энергично хлопнув дверцей.
– Уже пять тел, – невозмутимо отозвался агент Чо. Его лицо, как обычно, казалось высеченным из высококачественного гранита.
– «И показатели растут…» – пробормотал Саксон, вылезая из машины со своей стороны.
– «Звездный путь», да? – обрадовался крутящийся поблизости агент Ригсби.
– Надеюсь, что нет, – с подразумевающимся укором обронил Чо.
– А вы уверены, что убийца покинул место преступления? – поинтересовалась Лисбон.
– Полиция уверена, что не покидал, – сообщила подошедшая Ван-Пелт. Ее волосы горели на солнце как яркая медь.
– Как это прекрасно! – воскликнул консультант, с энтузиазмом первым подныривая под желтой полицейской лентой на огороженную территорию.
– Саксон! – окликнула Лисбон.
– Ну дело-то, по счастью, на пять минут! – отозвался консультант, не замедляя шага и не оборачиваясь. – Если, конечно, полиция права. Они сделали правильный выбор, сразу же послав за нами…
– Эй, стоять! Ни с места! – послышалось откуда-то сзади и правее.
Саксон замер, поняв, что слова относятся не к нему. Полиция задерживала кого-то, кто пытался выбраться из особняка.
– Остановитесь! Руки за голову! – послышалось за кустами слева. – Положите оружие на землю!
Саксон закатил глаза. Судя по тому, сколько народу собралось срочно покинуть место преступления, видимо, слух о прибытии сюда КБР уже разнесся. Возможно, главный «виновник торжества» давно скрылся, а вот остальные испугались, что их неприглядные секреты вот-вот станут достоянием общественности, по крайней мере – сотрудников правопорядка. Так как если прибывало КБР, а с ним его консультант, то на девяносто восемь – девяносто девять процентов шансов скрыть их практически не оставалось.
– Да не нужны мне ваши секреты! – сердито пробормотал Саксон себе под нос. – Я всего лишь хотел спросить, кто тут убийца.
Из дома впереди донесся звон битого стекла, пронзительный крик, и в розовые клумбы сквозь окно выпала какая-то женщина.
– Шесть... – откомментировал консультант, проследив за полетом. И поморщился, услышав звук, с которым, по-видимому, чья-то голова ударилась об один из окружавших грядку декоративных булыжников. – Господи, да они убивают друг друга, чтобы что-то скрыть, возможно, с самого начала!..
В глубине дома прогремели выстрелы.
– Проклятье!.. – Увидев в руке одного из растерянных полицейских у входа рупор, Саксон припустил к ним бегом.
– Эй, срочно! Дайте мне эту штуку! И тут, как я понимаю, должно быть полно динамиков в саду и внутри дома, подключайте! Скорее!
Полиция, опомнившись, принялась лихорадочно доставать из карманов беруши, прекрасно, впрочем, сознавая, что они не помогут.
Набрав в грудь побольше воздуха, консультант КБР заговорил в рупор:
– Всем, кто слышит меня! Остановитесь, что бы вы ни делали! Сопротивление бесполезно! – Тьфу ты, ох уж этот Ригсби с его фантастическими сериалами!.. – Медленно и аккуратно выходите из дома через парадный вход. – Говоря, он тихонько мерно постукивал по трубке ногтем. Ритмичный фоновый стук всегда помогал его бархатному голосу лучше проникать в сознание «жертвы». – Идите свободно, не толкайтесь, не трогайте друг друга, выходите только в двери и по предназначенным для этого коридорам и лестницам. Не пытайтесь выходить в окна, особенно на этажах выше первого и сокращать путь, прыгая сквозь лестничные пролеты…
Эх, надо завязывать с любовью поёрничать. А впрочем, чем дольше говоришь всякой чепухи, тем больше мошки запутываются в паутине. Шути и властвуй!
– Что ты делаешь? – догнавшая его Лисбон вцепилась ему в локоть, но старалась шипеть потише. – Ты не мог бы накрывать гипнозом не всю окрестность сразу? Очень неудобно, когда из действующих сил правопорядка в сознании остаемся только я и Чо!
– А какова вероятность, что число лиц, устойчивых к гипнозу, в округе превышает одного человека? – переспросил консультант, прикрыв микрофон рукой. – Вы в любом случае останетесь в численном перевесе! Между прочим, у массового применения больше преимуществ – срабатывает тот же механизм, что у массовой истерии, эффект отражается, рикошетит, входит в цикл и срабатывает кумулятивно…
– И они начинают истерически приканчивать друг друга прежде, чем мы до них доберемся!
– Побочный эффект эффективного метода, – вздохнул Саксон.
Между тем, из дома чинными рядами выходили подозреваемые – приглашенные на вечеринку гости и солидный штат прислуги, постоянной и нанятой на вечер, общим числом душ около полутораста.
– А теперь, мальчики и девочки, вы по очереди расскажете мне всё!
Спустя еще четыре часа в подвале и шкафах обнаружилось еще пять покойников. Выживших убийц осталось трое. Все, как выяснилось, совершили нехорошее дело, не станем называть его преступлением в данных сложных обстоятельствах, в порядке самообороны. Виновника первых двух убийств, запустивших процесс, прикончили несколько раньше. Им оказалась полусумасшедшая старушка – владелица особняка, которая разделалась с парой наследников, заподозрив их в стремлении аналогичным образом избавиться от нее. Старушка ошиблась. Ее собирался укокошить и воплотил это свое намерение другой наследник, также почивший в дальнейшей бойне, неудачно попытавшись избавиться от свидетеля. Еще пара виновных в разной степени и в разном количестве убийств покончили с собой на месте. При всем упомянутом даже действия старушки трудно было назвать первыми убийствами, разве только первыми на этот прекрасный день. В ходе расследования с применением гипноза, был вскрыт старый замурованный погреб, в котором обнаружились еще четыре очень давних тела. Виновный в этих преступлениях пал жертвой сегодняшних недоразумений. Так что информация поступила не от него, а от случайных свидетелей, которые даже не подозревали, что были свидетелями и знали столько опасного для собственной жизни. Даже сама старушечка-владелица дома не знала, какие следы заметал ее племянник, настоявший когда-то на капитальном ремонте здания. Который, кстати, пал первой жертвой ее разыгравшейся паранойи.
– Пятнадцать покойников на сто пятьдесят человек гостей и прислуги, – меланхолично отметил Чо. – Десятая часть. Слышали когда-нибудь о децимации?
– Некорректно считать старые скелеты в числе процентов только сегодняшних гостей, – придрался Ригсби. – Но звучит здорово!
– Ничего здорОвого, – с ударением на второй слог проворчала Лисбон.
– Но пострадали в основном виновные! – напомнил консультант.
– Ключевое понятие тут «в основном»!
– А старые убийства могли бы остаться и вовсе никогда не раскрытыми.
– Бесплатный бонус, – порадовался Ригсби и заслужил очень задумчивый взгляд агента Чо.
– Dura lex, sed lex, – глубокомысленно сказал Саксон.
Вернулась Лисбон, отходившая, чтобы ответить на входящий звонок. Выглядела она озабоченной.
– У нас еще одно дело. Поместье «Просперо».
– «Просперо»? – встрепенулся Ригсби. – Это не то, что выкупила секта визионеров? А что у них там?
– С ними никак не могут связаться.
– И что, нас посылают посмотреть, что у них со связью? – ошарашенно спросила Ван-Пелт. – Хорошие у них связи!
– Уж с этим никто не спорит. Заинтересовались и в ФБР, и в ЦРУ. Но мы гораздо ближе, вот нас и попросили заехать посмотреть, если мы тут закончили. Винтерс говорил очень взволнованным голосом.
– Ладно, – вздохнул Ригсби. – Винтерса не успокоить – сердца не иметь. Погнали?
– На всех парах, – откликнулась Лисбон.
Две машины КБР катили по пустынной подъездной дороге за шлагбаумом с табличкой «Частная собственность!», поднятым собственноручно агентом Чо, не обнаружившим никого в сторожке смотрителя.
Башенки в псевдоготическом стиле возвышались над кронами старых буков, мрачно распарывая своими когтями небеса.
– Ни души кругом, – пожаловался неустанно озирающийся по сторонам Ригсби. – Уже давно! Это как же они всех достали, что народ на пушечный выстрел к ним не подходит?
– Они любят уединение, – констатировал Чо.
– А сами они где? Как на том корабле… как же его там?
– «Мария-Селеста», – подсказала Ван-Пелт с заднего сиденья.
– Точно. Она самая. «Мария-Селеста»! – с чувством повторил Ригсби. – Все как вымерло. Прямо жуть берет.
Лисбон искоса поглядывала на своего пассажира. Тот казался ей до странности бледнее обычного.
– Что думаешь? – спросила она наконец.
– Я не думаю, – огрызнулся тот резковато.
– Куда все делись?
– Я гипнотизер, а не медиум!
Довольно нервно Саксон постучал по ручке дверцы. Четыре раза, по-своему обыкновению.
– Ох, – сказала Лисбон и затормозила. – Что это на дороге?
Саксон подался вперед, затем молча снова откинулся на спинку кресла.
Впереди на белом гравии подъездной дорожки был нарисован огромный красный смайлик. Чем именно нарисован, предстояло уточнить экспертам.
– Как ты думаешь, они?..
– Я не думаю! – повторил Саксон.
– Это подделка?
– Не думаю.
«Ах вот чего ты не думаешь! – отметила Лисбон. – Делаешь вид, что знал с самого начала. Ну, раз это улика…»
Лисбон расстегнула ремень безопасности и выскользнула из автомобиля. Скрипящий зубами консультант последовал ее примеру. Вскоре послышались хлопки дверец второй машины.
– Что там, что? – первым вопросил горящий любопытством Ригсби.
– Догадайся, – предложил Чо, заметивший фрагмент дороги впереди и мысленно дорисовавший картину по этому фрагменту и по поведению тех, кто вышел из первой машины.
– Смайл Красного Доктора… – произнесла Ван-Пелт, подходя к «улике». – Как вы думаете, это ловушка? – спросила она тревожно
– Для нас – едва ли, – ответил консультант. Лисбон приподняла бровь, отметив, что он не ответил на этот раз, что «не думает».
– Но теперь мы знаем, что впереди, – трагично заявил Ригсби.
– Галлифрей, – сказал Чо.
И все агенты невольно вздрогнули и поежились, вспомнив, какая судьба постигла целый городок, откуда родом был их консультант.
В одно прекрасное утро все жители городка оказались убиты. Больше всего походило на то, будто они внезапно сошли с ума и перебили друг друга. Должно быть, под влиянием некоего воздействия на их разум. Саксон в это время отсутствовал в городке, разъезжал с предвыборным турне, баллотируясь в губернаторы Калифорнии. Как раз в это время он похвастался в шутку в прямом эфире, что считает себя лучшим гипнотизером на планете, и потому считает свою победу предрешенной. Также он пообещал улучшить раскрываемость преступлений в штате и проконтролировать раскрытие некоторых громких дел.
Но на дороге, по которой он возвращался в родной город, был нарисован огромный кровавый смайлик, с надписью рядышком: «NO MORE».
Это, конечно, сорвало для него выборы, и губернатором был во второй раз избран Арнольд Шварценеггер.
Никогда еще серийный убийца, известный как Красный Доктор, не совершал преступлений подобного масштаба. О его личности ничего не было известно, но о нем ходили легенды. У него были друзья и поклонники, будто рассеянные повсюду. Они называли его Красным Доктором, считая, что он исцелил их через свои и их собственные кровавые деяния. Исцелил от иллюзий, от страха и несправедливости мира, от всякой лжи. «Он – жизнь, он – свет, он – любовь, – говорили они. – Он – свобода. Он везде и повсюду, неуловимый, всепобеждающий». Говорили, он был добр к своим друзьям. Они были готовы умереть за него. Казалось, он был теневым правителем мира, действующим из неизвестности, через множество подставных лиц, в том числе весьма влиятельных.
Агенты уже знали, что ждет впереди. Чугунная ограда, оплетенная внутренностями, с остриями, усаженными отрезанными головами, не стала для них неожиданностью. Зубчики поменьше были украшены глазными яблоками.
– Что будем делать с воротами? – растерянно спросил Ригсби. – До приезда экспертов, я имею в виду. Не распутывать же эти клубки…
– Давайте посмотрим, где еще мы можем перебраться через ограду, – сказала Лисбон.
Агенты разошлись в разные стороны, исследуя каменную стену.
– Надо же, – проговорила Лисбон, приглядываясь к одной из голов на ограде. – Он добрался до Стайлза! Похоже, он очень не любит тех, кто воздействует на чужие умы, кроме него. Включая тебя.
– Раз он добрался до Стайлза, значит, он разделался не с ним, – заявил Саксон довольно парадоксально.
– Ты не слишком эгоцентричен?
– Нисколько. Ты уже сообщила Винтерсу?
– Он не берет трубку. Я оставила ему сообщение.
– Шеф, я нашел, где можно подняться! – послышалось со стороны агента Чо.
– Мы тоже! – позвала Ван-Пелт, уже забравшаяся с плеч Ригсби на гребешок стены.
– Саксон… – окликнула Лисбон и с изумлением огляделась. Консультанта нигде не было видно. – Гарольд!
За деревьями неподалеку взревел мотор автомобиля.
– Ах ты!.. – пробормотала Лисбон, сунув руку в карман – ключей от ее машины там не было.
Саксон на полной скорости примчался к штаб-квартире КБР, игнорируя полицейские сирены, оставленные далеко позади. Взлетев по ступенькам, он ворвался в здание. Так он и думал – на стене вестибюля прямо напротив входа красовался кровавый смайл. Повсюду лежали безжизненные тела, царили смерть и запустение.
Дверь в кабинет Винтерса была распахнута. Саксон вздохнул поглубже и сделал шаг внутрь. Голова Винтерса стояла на рабочем столе как экзотический сувенир. Рядом лежал лист бумаги, на котором было что-то отпечатано.
Он догадывался, что там будет, так что не торопился. Какое-то время он смотрел на отрезанную голову, вспоминая. Так встречали его когда-то в его собственном доме, на его столе, головы любимой морской свинки и хомячка.
Наконец он взял в руки листок и посмотрел на отпечатанные красным на цветном принтере Винтерса строчки:
«Твои питомцы – мои игрушки. Ты в ответе за тех, кого приручил».
Он и не заметил, как рядом появилась Лисбон.
– Когда я найду его, я не отдам его в руки правосудия, – произнес очнувшийся консультант. – Я его убью.
– Бюро больше нет, – трезво оценивая ситуацию, ответила Лисбон. – Может быть, хватит играть честно? Нам нужна пресс-конференция. Прямой эфир. Чем больше каналов, тем лучше. Все должны знать, что сделал Красный Доктор. Мы должны рассказать все о его деяниях. Поднять всеобщую волну протеста. Он не сможет долго скрываться от всех.
– Спасибо, Марта, – от души сказал Гарольд Саксон. Ему казалось, он впервые назвал агента Лисбон по имени.
Красный Доктор перешел черту. Настало время для лобовой атаки. Даже если придется для этого загипнотизировать и завоевать весь мир. Он ведь не сможет уничтожить всю планету, лишь бы она не досталась никому?..
wtfcombat2015.diary.ru/p203006354.htm
2-й лвл, миди, 4212 слов
Персонажи: Симм!Мастер и др.
Категория: джен
Жанр: монолог с фрагментарными диалогами
Примечание: Название позаимствовано у одноименного сериала 2013 года, в свою очередь позаимствовавшего его у минисериала ВВС и романа Майкла Доббса.
Краткое содержание: Бесконечный треп мистера Саксона.
Что можно сказать о человеческих политических играх? Таких предсказуемых, таких понятных. Таких доступных и низшим формам жизни и разума. Доступных и высшим. Например, Галлифрею. В сущности, всё то же. Наверное, можно было бы сказать, что мы деградировали, погрязнув в политике вместо развития, приняв за данность «тупик технического прогресса». Власть… она же так разъедает души. Правда? Так говорят. Любая власть. В том числе власть над временем, которой мы всегда кичились, считая ее данностью. Над временем и пространством. Над развитием и не-развитием любой другой цивилизации, с тех пор как основатель нашей – Рассилон создал стабильное Время, более известное как Паутина времени, по которой можно путешествовать. И что властна над всем несбывшимся, над тем, что могло бы быть. Быть может, над лучшим, что нам могло быть дано. Над самой нашей жизнью, забранной этим Временем в насмешку над тем, что мы вздумали обладать им.
Где этот Галлифрей теперь? Что от него осталось? Лишь я и Доктор. Что мы можем сделать со Временем? То же, что и Рассилон. Наметить свое, стабильное и настоящее, презрев то, что угасло. Забрав с собой лишь то, что стоит забрать. Если мы можем взять свое, значит, мы возьмем свое.
Мы? Интересно. Не о Докторе же я говорю. Хотя он единственный кроме меня осколок древней цивилизации. Такими осколками не разбрасываются. Наверное…
По крайней мере, он тоже сумел выжить. Это чего-нибудь да стоит. Возможно, в нем есть потенциал… который лишь нужно разбудить. Но до тех пор – следует держать его на коротком поводке, максимально обезопасив. Он так любит все дестабилизировать. Это бывает заразно, по-своему воодушевляюще и привлекательно. Забыть обо всем, носиться по Вселенной, считая звездочки, гипнотизирующие своими взрывами и угасаниями, теряя время и теряя себя.
Это здорово. Но это лишь рассеяние энергии, энтропия. Разрешение чему-то внешнему поглотить себя, растворить, переварить, использовать. Это опасно. Слишком опасно, чтобы поддаваться этому беззаботному очарованию мира, который не имеет формы, который нужно лепить во что-то существующее и настоящее, иначе не будет ничего. Только рассеяние. Только сон и смерть.
Ничего нельзя выпускать из-под контроля. Особенно такую вещь, как Время.
Но вернемся к людям. Я провел с ними немало времени. Даже был одним из них. Куда дольше, чем хотелось бы, узнав их лучше, чем хотелось бы. Их мелочность, продажность, корыстность, подлость, зависть. Не разглядывая их в микроскоп, оказавшись одним из них. Не худшим из них. Проявляя к ним терпимость и жалость, казавшиеся бесконечными, бросаемыми в бездонный колодец. Но нет ничего бесконечного. Конец есть даже у вселенной. И у терпимости. И у жалости. У пресловутой «человечности», которая вовсе не является неотъемлемым свойством любого человека. Предоставьте их самим себе, и они быстро отточат себе зубы, чтобы удобнее было рвать мясо своих сородичей. Ах, извините. Не совсем сородичей. Сперва – не сородичей. Нельзя же считать сородичами тех, кто не входит в стаю. Стая – это неприкосновенный запас «на потом», когда будут съедены все остальные. Запас, который помогает, к тому же, добраться до тех, кто снаружи!
Так было не только сто триллионов лет спустя, но и всего миллионы лет назад от той благословенной эпохи, в которой мы находимся и строим наш прекрасный новый мир. Кто бы поспорил, что она благословенная, раз мы здесь? И раз тут вполне возможна какая-никакая даже почти что интеллектуальная жизнь.
И здесь люди все так же любят стаи. Им нравится, когда их «избранные представители» хотя бы женаты, когда могут отнести к себе такое определение, как «примерный семьянин». Это будто говорит им о том, что они тоже члены семьи, что о них позаботятся. Разумеется, лишь зря себя обманывают. Человечья родо-племенная стая включает в себя около тридцати сородичей, максимум пятьдесят, никак не все государство при всем желании, даже жалкая сотня – это уже глубокая абстракция. Политики и знаменитости входят в жизнь простых людей подспудно, навязчиво, обманом – все эти суррогатные родственники, ради которых порой можно забыть и кровных. Вернее, скажем так, каждый из них предпочел бы, чтобы вы предпочли их кровным. При этом они знать не знают, кто вы такие, и им на вас совершенно наплевать. Но главное, чтобы не наплевать было вам, на чьих костях должен стоять их пьедестал. Но у вас будет сладкая иллюзия – иллюзия семьи, иллюзия племени, представитель которого – «ваш» родственник взмыл так высоко в лучах славы!
И конечно, вы можете выбирать, их так много на любой вкус. Вы можете презирать одних, но попасться на соседние удочки, ведь вы просто так устроены. Ладно, на самом деле так устроены почти все, или даже все без исключения. Не стоит переживать из-за того, что все мы всего лишь биомашины, возомнившие, что наше существование – это нечто большее. Еще одна сладкая иллюзия, которой так удобно привлекать и одурманивать, она бессмертна…
Было время, когда Доктор застрял на Земле в искусственно поврежденной рассыпающейся старой ТАРДИС. Провел годы среди людей, консультировал их насчет прочих пришельцев, делал вид, что защищал их и помогал справляться с множеством внешних угроз. Но разумеется, в своем беспечном духе он делал это совершенно неорганизованно. Не уверен, что он всерьез собирался кому-то помогать. Его спутники, друзья в ЮНИТ – это была лишь суррогатная стая, что он прекрасно знал и, уверен, ощущал каждую секунду своего принудительного изгнания. По мелочи он подбрасывал им то одну подачку, то другую, чтобы его принимали за своего хотя бы отчасти, раз уж он не мог вернуться к своим делам или к своим соотечественникам. Иначе, в конце концов, дикари могли бы просто съесть его. Выражаясь хоть фигурально, хоть буквально. Но что-что, а выживать Доктор все же умеет, несмотря на применение стратегий, отличных от моих.
Теперь в искусственно-неисправной ТАРДИС на Земле оказался я. Моя память не была заблокирована и, пожалуй, я мог бы ее починить. Но чем этот старт был хуже другого, чтобы понадобилось искать тот другой? С Галлифреем что-то случилось после Войны – это стало понятно сразу, до того, как Доктор смог объяснить уточняющие детали. К этому шло еще тогда, когда я предпочел скрыться в конце вселенной – месте, причинно-следственные связи с которым так слабы и туманны, что, что бы ни произошло, пропасть времени, разделяющая нас, должна была сработать как защитный буфер, несмотря на весь прочий возможный риск, связанный с пребыванием там. Почти уход в зону непредсказуемых вероятностей. Но мало того, что со знанием о них эти вероятности стали куда предсказуемей, Доктор сам сделал половину дела: закрепил связь конца с началом – настоящего с концом вселенной. Мощная проторенная тропа во времени! Просто подарок, от которого нельзя было отказаться. Новое течение времени, которое нужно было лишь закрепить и обжить, сделать новым потоком реальности, новой историей. По которой – несомненно – можно путешествовать. Ведь то, что осталось после Галлифрея, было весьма сомнительно и ненадежно. Если он отсечен от времени и от реальности, все проложенные дороги должны понемногу зарасти, размыться, стереться, уничтожиться. Для того, чтобы можно было начать все заново. Создать новый Галлифрей с его новой реальностью.
Если он будет создан на Земле… Какая разница, с чего начинать?!
Особенно если переплести конец с началом.
Особенно, потому что неплохо было бы проконтролировать, чтобы все шло так, как нужно, чтобы ничто не вмешалось в начало, не обрушило фундамент, чтобы Доктор исправно отправился к концу вселенной в нужный момент.
Чтобы ничего к тому времени не стряслось непредсказуемого, и даже чтобы Земля не оказалась невовремя захвачена кем-нибудь еще… Доктор ведь столько всего пропускал! Как говорили в одном из местных фильмов: «Небо – штука здоровенная», а уж во Времени оно – еще больше! Так что помощь нашей стартовой площадке следовало бы как-то организовать. И вот тут мы возвращаемся к политике!..
«Пользуйся тем, что у тебя есть». У меня была ТАРДИС, настроенная на поддержание магистрали Земля – Утопия… Да-да, Утопия, не только Малкассайро. Неплохой запас времени здесь, на Земле, и неплохой охват пространства там, особенно если все же немного покопаться в настройках. Тем более что Утопия значительно интереснее Малкассайро, хотя на последней, конечно, можно было бы рекрутировать сотенку-другую будущников, но у этого союза, пардон за каламбур, вовсе не просматривалось перспективного будущего. И в моем распоряжении была Великобритания. Разумеется, не было никаких трудностей в том, чтобы путешествовать вокруг земного шара сколько вздумается, но был еще и пациент… питомец… подшефный… иными словами тот, за кем стоило приглядывать на расстоянии и заботливо сдувать пылинки, то есть Доктор. Некто, наиболее близкий к понятию моей не-суррогатной стаи. Хотя поговорить по душам с ним можно было бы, только как следует приперев к стенке и поставив в безвыходное положение. Но что делать – «пользуйся тем, что у тебя есть»…
Мы не только успешны в выживании. Вследствие этой своей успешности, мы еще и конкуренты по всем статьям.
Что же, пришло время поговорить о моих конкурентах – людях. Вы даже не представляете, что они готовы вытворить друг с другом и всеми, кто подвернется под руку! Ладно, о чем я говорю? Вы прекрасно это себе представляете, ведь вы – такие же, более или менее. Знаете, как сделать другому гадость, перервать глотку, буквально закопать и за куда менее ценный приз, чем высокий влиятельный пост. А ставки все растут с каждой ступенью – представляете себе?! Что-что? Вам стало нехорошо? Понадобилась ванная? Второй этаж, налево до конца коридора. Противорвотное в ящичке над раковиной! Постарайтесь не загадить любимый коврик Люси!
Вспомните и коронные пять слов Доктора: «Она вам не кажется уставшей?» Небольшое представление о том, как чувствуют акулы всего лишь каплю крови. Это просто, верно? Кажется примитивным и незначительным, и едва ли Доктор сказал хоть что-то, что не было сказано уже сотни раз на все лады, так и этак. Возможно, он переоценил собственную роль в истории. Или переоценил имеющийся у людей выбор – попытался воздействовать на меньшее зло, – что очень легко! – а по какой причине? По той, что большее, облизываясь, всегда поджидает рядом, ожидая той самой капли крови. Возможно, я немного помог тому, что случилось. Но пусть запомнится эта фраза. Когда «хорошие люди» начинают рыть друг другу яму, мы, люди не столь хорошие, никогда не упустим этого момента. Мы всегда поможем.
Но представьте себе и то, как успокаивающе действует даже на самых нервных и озлобленных людей капелька гипноза – обещание покоя, который им всего лишь снится. Покой в царстве параноиков – неслыханный деликатес. Разбуженное желание проиграть – чтобы самое страшное уже случилось, и нечего было бояться.
И это все помимо того, что они не могли бы ничего мне противопоставить никаким другим образом – слишком большая разница в весовых категориях. Но чтобы все прошло спокойно и гладко, пусть во всех курятниках и коровниках играет успокаивающая музыка. Успокаивающая даже тогда, когда гремит, грохочет и скрежещет на полную мощь – ведь среди всего этого прячется спасительный ритм, убаюкивающий и делающий жизнь проще, возвращающий в сказочное, никогда не существовавшее царство детства.
В котором живут и токлафаны. Воплощение детских страхов. И детской надежды, детской любви к тому, кто протянет к ним руку, утешит, даст конфетку, покажет место, где можно играть, и назовет их своими детьми – членами своей семьи, своей стаи. Доведены до полного панического, безнадежного ужаса, готовы к усыновлению.
Но на Земле они появятся после. Всему свой срок. И ужасу, и надежде, и тому, чтобы эффективного максимума достигло их число, собранное по крупицам с необъятных просторов вселенной, раздувшейся почти до бесконечности, слишком сильно приблизившейся к понятию полного круглого нуля. Выскребем из нее всё, что можно, без остатка. Никто не собирается туда возвращаться. Движение в один конец, но не туда, куда «задумывала» вселенная.
А здесь пусть тоже будет по-своему место надежде и вере в лучший исход. Несмотря ни на что, они не должны ощущать исходящей от меня опасности. Я добр, обаятелен, забавен, во время официальных встреч, интервью и дебатов я насмешу их так, что они забудут думать о чем бы ни было, я могу насмешить их, потому что сам умею смеяться и посмеюсь последним, когда тени улыбок будут стерты со всех прочих лиц. Я – меньшее зло, как должно казаться многим, предпочтительно – всем. Я не причиню зла никому конкретно, и в этом они сойдутся, разбираясь друг с другом, с кем угодно, но не со мной. А я только немного помогу им. Я же всегда готов придти на помощь. Свой парень, примерный – и счастливый – семьянин, и даже мое имя закрадется им в подсознание как символ их, пусть глубоко условно, англо-саксонской нации. Nomen est omen. Я рожден, чтобы править на этой земле. Сперва на «земле» с маленькой буквы, а затем и с большой.
И ведь я в самом деле берегу их и защищаю. Какое место подойдет для этого лучше, чем министерство обороны? Здесь столько всего можно сделать! Здесь так много можно скрыть, среди бесконечности засекреченных данных. Можно раскрыть множество дел, казавшихся безнадежными, обнаружить и показательно уничтожить столько мелких угроз человечеству, так что благодарность будет безмерна среди посвященных, а естественная зависть будет подавлена и отведена в сторону поистине ангельским вмешательством. «Архангельским», конечно же. Но не с первых же минут. Систему еще нужно создать и запустить в действие. Не стоит недооценивать простой таймлордовский фактор. Найдите обиженных и утешьте их, найдите угнетенных и покажите им будущее, найдите печальных и развеселите их, найдите бесчестных, и дайте удовлетворение их жертвам. – Разве не это же делает и Доктор? Не находите, что вам есть смысл хорошенько задуматься о его истинных целях? Подумайте только – война закончена, весь Галлифрей мертв, а он – жив и представляется вам спасителем и агнцем, да, для него это плевое дело – спасать муравьев и их маленький муравейник. Воспользовался ли он своей властью? Смотря в каком смысле, и смотря к чему он стремился. Все ли детали плана нам известны? Достоверно ли нам известно, что это не план, а именно бесцельное метание? – Самое веселое в этом то, что тем, с кем вы будете добры, будет все равно, или почти все равно, что вы сделаете с другими…
Главное, создать из этого систему, не нужно беспорядочных метаний и отрывочных булавочных уколов, которые так любит Доктор. Если, конечно, он действительно любит именно это… Впрочем, в это можно поверить как в рабочую гипотезу. Иначе затраты времени на этот план превосходят всякое вероятие и теряют целесообразность.
Надеюсь, я успею опередить его, каков бы ни был план…
Нужно не забывать двигаться в нужном ритме…
Разу уж он есть – «воспользуйся тем, что имеешь».
– Скажите, мистер Саксон, вы ведь такая внезапная темная лошадка… – игривое, почти пренебрежительное «ха-ха-ха!» – как вам удалось так быстро взлететь по карьерной лестнице и стать министром обороны? Еще год назад мы совершено ничего о вас не слышали!
– О, видите ли, Элисон, я же могу звать вас Элисон… Так вот, не имею ни малейшего представления. Боюсь, все просто были слишком добры ко мне, возлагали чрезмерные надежды…
Ротик искусственной блондинки с микрофоном округляется в изумленное «о»: «Разве можно так говорить?.. Это же прямо-таки самоубийство в прямом эфире!» Да, верно, но именно за это меня и полюбят!
– Ох! Чрезмерные?!..
– Именно так! Разве можно ожидать, что мне всегда будет удаваться разрабатывать успешные планы, позволяющие экономнее и эффективнее обходиться с бюджетными средствами, позволять лучше обеспечивать нужды рядовых сотрудников, обеспечивать их социальные гарантии, беречь людей, свести все возможные потери к минимуму, ведь всякая жизнь, жизнь гражданского и жизнь военного – бесценна, жизнь любого гражданина нашей Родины.
– Ах, вы так правы, – Элисон заливается краской и смущенно покусывает губки.
– Но разве можно рассчитывать на то, что это будет всегда мне удаваться без вклада моих самоотверженных помощников? – Неконтролируемые аплодисменты в зале. – Без помощи всех британцев, которых я знаю, отлично выполняющих свою работу, заслуживающих лучшего будущего, какое мы только можем построить.
– О… – Элисон почти сладострастно стонет.
– Вы уж извините меня, что информация о моей деятельности начала просачиваться в СМИ только в последний год. Я пытался быть скромным, но рано или поздно, увы… «увы», правда, Элисон? Или все-таки не совсем «увы», и с этим еще можно что-то сделать хорошее? Все тайное становится явным. Я принимаю это со смирением!
Аплодирует даже съемочная группа, пытаясь не уронить переносные камеры – вся надежда на те, что на штативах…
– Скажите, мистер Саксон, почему вы выдвинули свою кандидатуру в премьер-министры?
– Серьезно? Я ее выдвинул? О, боже мой… почему мой секретарь еще не сообщил мне об этом?!..
Смех в зале, ведущий тоже давится вежливым смешком.
– Разумеется, вы ее выдвинули, мистер Саксон. Так почему же вы это сделали?
– Ну что же, если быть серьезным, то, конечно же, в надежде на лучшее будущее всей Великобритании. Если я могу внести свой скромный вклад, будет чрезвычайно безответственно не сделать этого. Если не могу – у нас весьма демократичная конституционная монархия. Каждый может сказать свое слово, и я соглашусь с каждым из них.
– Ну, бросьте, Саксон, – с ухмылкой бросает другой кандидат, министр финансов Дэниэл Форбс. – Вы хотите сказать, что не преследуете никакой корысти?..
Я на мгновение прикрываю глаза.
– Корысти, Форбс? – роняю я кротко. – Вы серьезно?
Больше ничего говорить не надо, зрители в студии покатываются со смеху, с трудом пытаясь удержаться на своих стульях. Форбс пунцовеет, сообразив, что употребил слово, безумно подходящее ему по профилю его стези, но чертовски неудачное в таком контексте.
– Все, чего я желаю, – говорю я спокойным проникновенным тоном, – это безопасности для всех жителей этого королевства. Я не оригинален, ничуть, ведь я всего лишь министр обороны. И я хочу защитить их, обеспечить их мирную жизнь без страха перед будущим, без страха перед чем бы то ни было. Они заслужили это. В каком-то смысле я не собираюсь покидать свой пост. Я намерен… проследить, чтобы все было честно, по правилам, мне все равно, выиграю я, или нет. Для меня главное – люди и их благополучие, за которое я буду сражаться, где бы я ни был. Кем бы я ни был.
Зал аплодирует стоя. Форбс разгромлен, и представления не имеет, что я сделал что-то намеренно. И что пятнадцать спутников уже функционируют. Все могло прекрасно пройти и без них, но нужна инерция, нужен драйв, сила передачи большая, чем она происходит естественным путем. Всякому семени нужна благодатная почва – еще более благодатная, чем возможно. Для Форбса я почти всего лишь удачливый болван, которому повезло, что тот сам был что-то не в форме в тот день, и с которым не следует всерьез бороться, ведь я и так споткнусь на любом следующем шаге. Обо мне не следует беспокоиться.
– Добрый день, дорогие телезрители, сегодня у нас в студии один из фаворитов предвыборной гонки, экс-министр обороны… Так ведь верно будет сказать, уже бывший?
– Как вам будет угодно, Питер!
– Экс-министр обороны Гарольд Саксон и легендарный эволюционный биолог Ричард Докинз! Поприветствуйте наших гостей! Спасибо! Громче! Громче!..
– Питер! Помните, я никогда не перестану защищать вас, даже если не буду министром обороны!
– Прекрасно! Ха-ха! Спасибо! Слово нашему легендарному антикреационисту профессору Докинзу!
– Питер, было бы достаточно, если бы вы назвали меня последовательным дарвинистом. Благодарю. Как я понимаю, мне уже можно задавать вопросы. Объясните, пожалуйста, мистер Саксон, какую позицию вы занимаете в сфере светского образования?
– Мистер Докинз… во-первых, позвольте мне выразить вам мое глубочайшее уважение и радость по поводу нашей встречи в этой студии! Во-вторых, смею вас заверить, я глубоко уважаю науку. Я не могу отмести желание людей верить во что-то лучшее, но эволюционная теория – это прекрасно! Это открытый путь к совершенствованию, если мы желаем этого. Ведь мы разумны. Бог знает, через какие ужасы естественного отбора мы получили наш разум, но то, что мы имеем теперь сказать: «Мы – разумны!» Мы можем сознательно стремиться ко всему, что есть в нас лучшего! Мы способны отличать добро от зла, моральное от аморального. Насколько мне известно, высшие чины англиканской церкви не отвергают учение Дарвина. Образованный и верующий человек мог бы сказать вслед за Нильсом Бором – «Не следует указывать Богу, что ему делать!» Если эволюция – его творение, как можно ее отвергать? Как можно отвергать тот интуитивный постулат, который мог бы быть выражен совершенно научно: «праведные – спасутся». Нам ли устанавливать меру праведности? Или самим законам Бытия? Разве это – не эволюционно?
– Э… прошу прощенья, мистер Саксон, мне кажется, вы выражаетесь довольно поэтически и двусмысленно.
– О, простите меня, это просто потому, что я политик! – Смеются все, включая Ричарда Докинза.
– Как вы думаете, – вмешивается Питер, – насколько приемлемы к современной политике принципы «эгоистичного гена» и альтруистичного поведения?
– Полагаю, что приемлемы на все сто! Каждый хочет защитить свой дом, свою семью, самых близких людей. Но чем дальше мы движемся по пути прогресса, тем более близкими нам становятся другие люди. Наш гуманизм – наследие тяжелых, мрачных времен, но мы им обладаем, и это наша величайшая ценность. Общий для нас «мем». Я ведь правильно называю? Это ведь ваше изобретение! – Докинз благосклонно кивает в ответ. – Может быть, «эгоистичный» в своем корне. Но он прекрасен, объединяет людей всех рас и вероисповеданий. Пусть же он ведет нас и дальше. Мир ширится, ширится наше мировоззрение, и наше представление о семье, о наших родных. Мы знаем, что все мы потомки одной «митохондриальной Евы», что все мы потомки одного древнейшего белкового первопредка, которого биологи нежно называют Лука. И если, как сказал Джон Холдейн, каждый из нас способен отдать жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов, то почему бы не сделать это, зная, что они сделают то же в ответ? Мы все связаны и прослеживаем свою родословную все дальше и дальше. Мы становимся все более всеобъемлющими, а значит – альтруистами!
– Но, скажите пожалуйста, как вы намерены поступить с элементарной школьной программой? – интересуется Ричард.
– Школьная программа должна быть школьной программой, мистер Докинз, не религиозной, тут я с вами совершенно согласен!
Да неужели, неужто я могу отрицать даже в ходе предвыборной программы происхождение человека? Ни в коем случае! В конце концов, и повелители времени не были созданы каким-то мерзким всемогущим старикашкой, хотя многие не отказались бы видеть в нем Рассилона. Несчастные…
– Мистер Саксон, можете считать, что вы уже получили мой голос!
– Я чрезвычайно польщен! Вы один из моих любимых авторов! Позвольте пожать вашу руку!
Мы обнимаемся и хлопаем друг друга по плечу перед камерами. Не удерживаясь от перешептываний об образовательной реформе, от которой он в совершенном восторге.
Надо сказать, что из множества людей мне в самом деле импонирует этот антикреационист. Его бескомпромиссность, его горячность, способность разить словом тех, кто сделал себе судьбу и имя из пустой болтовни. Жаль, что он всего лишь человек, я мог бы принять его в свою «стаю».
Знаю, моя симпатия к нему не образец популярности. Масса людей желала бы услышать совершенно иное. Но у меня есть система «Архангел», она набирает обороты, инерцию, и становится все более неважно, что я говорю. Они примут всё. Может быть, признание эволюции – единственный мой бескорыстный поступок. Я ведь тоже устаю. И рад тому, что конец близок. Конец этого человеческого театра. Все мы только биомашины, носители эгоистичных генов и генов нашего собственного эгоизма. Докинз – все еще романтик, он считает, что теперь, развившись достаточно, люди могут обрести власть над собственной судьбой, над собственными инстинктами. Могут стать свободными, выбирать лучшее.
Могут ли стать свободными и выбирать повелители времени? Или и наши судьбы определены лишь нашими инстинктами? Тем, что таится в глубине нашего подсознания? Мы такие же биомашины, несмотря на несравненно более высокую ступень развития. На что же способны мы? На беспечность? На бесконечные игры с тем, что является самой сутью жизни для других цивилизаций? На игры политики? Может быть и так. Пусть так, если нет ничего другого.
Люди – не те, кому следует выжить. Токлафаны напомнят им об этом. Чуть позже, после того, как люди сделают свой выбор. Выбрав того, кто «безопасен» и забавен, кто кажется романтиком и идеалистом. Впрочем, идеалистом, у которого что-то получается, успешным, развлекающим, добрым и честным. Не кажущимся опасным. Не ограничивающим их собственный эгоизм, патриотизм, шовинизм, как бы это ни называлось… Не ограничивающим их ограниченность. Их добрые патриархальные привычки. Ненадолго. Неважно…
Они даже поймут – поймут, что время не стоит на месте, что оно требует лучших, и что ничего не остается прежним. Даже когда небеса разверзнутся, и шесть миллиардов неприкаянных душ вторгнутся с небес на грешную Землю, они будут знать, что заслужили это, своей корыстью, подлостью, коварством, всем, что они не могут произнести вслух при свете дня. Это деморализует их, заставит их руки опуститься. Нет никого без вины, и некому бросить камень.
Каждый взглянет в глубины своей души, и увидит там тьму. Никто не способен бросить вызов, никто не может бороться с судьбой, с собственной природой, призывающей лишь оттачивать зубы и рвать на куски себе подобных. Вы еще не настолько разумны, как надеется оптимистичный эволюционист Ричард Докинз, вы все те же мелкие существа, дрожащие за каждую из своих ничтожных жизней, позволяющие тому, кто сильнее, определять ваше будущее. Вы могли бы стать креационистами. Все вы. Поверить, как токлафаны, что я создал вас и волен над вашими жизнями. Волен судить, карать и миловать. Потому что создал вас по своему образу и подобию.
Так кто виновен в том, что с вами случилось? Разве не вы сами? А кто такие токлафаны? Разве не вы? Люди, грезящие о небесах, усеянных бриллиантами, но не желающие знать ничего, что не касалось бы их семьи, их племени. Их самих. Эгоистичные мозги в жестянках. У вас нет шанса. Вы могли бы эволюционировать, но не стали делать этого. Не стали делать до самого конца времен. Вы не знаете другого способа спастись, кроме как за чужой счет.
Мы – повелители времени, не знаем тоже. Заслуживаем ли мы лучшего?
Мы все погибли. Кроме двоих.
История продолжается. История может стать новой, обновленной. Презревшей старое. Или не стать. Просто продолжаться, потому что нет никакой цели. И не может быть – все возникает из малого, и движется к чему-то новому, случайно, просто потому, что остается в живых посреди невероятного, безбрежного океана смерти. Чистой смерти, или вытесненности более удачливыми соседями. На пути… в неизвестность, в несуществующее, в не имеющее названия. Не имеющее цели. Не знающее формы и определенности – мы, в прошлом и настоящем, еще не знаем этого, как бы ни старались – каким должно стать будущее. Каким должно стать настоящее.
Это незнание и называется жизнью.
В самом деле? Что тогда значат все наши планы? Все интриги, происки, замыслы?
Ничего. Это лишь замки на песке, которые будут снесены реальностью, когда настанет ее черед. Воображение. Мечта. Представление о целых мирах, которым не суждено проснуться.
– Пойми же, – занудно ноет Доктор из своей клетки. – Все, что ты создал в этом парадоксе – только замок на песке, карточный домик!
– Нет, – возражаю я со злостью. – Это новый лик времени! Новая история.
– Он рассыплется в мгновение ока, от любого дуновения ветра, малейшего толчка извне!
– Если только вместе со всей вселенной, которую я заберу с собой, – смеюсь я. – Я – новый закон причин и следствий!
Нет никого, кто мог бы разрушить этот карточный домик извне. Во вселенной есть только два повелителя времени. Один из них я, а второй – сидит в клетке, иссушенный, истощенный, хрупкий, как картонный листок – его может убить любое дуновение ветра. Малейший толчок извне.
wtfcombat2015.diary.ru/p202480679.htm
Для ОбзоровБранд уносит к себе свои спецквестовые тексты с ЗФБ-2015
Бета, баннеры Мисс Жуть
Категория: джен
Задание для спецквеста: Total!AU
Конец света близко
драббл, 623 слова, кроссовер с «Игрой Престолов», АУ по обоим канонам
Задание: retelling!AUПейринг/Персонажи: король Джек Барроутеон, Мастер Ланнистер, Доктор Старк, спойлерРани Таргариен, спойлерКорсар Грантджо
Жанр: описание исторической ситуации, пародия, ретеллинг
Рейтинг: G
Краткое содержание: В Вестерос приходит глобальное потепление.
Все смешалось в древнем многострадальном Вестеросе. Конечно, все шло наперекосяк и раньше, во все времена. Но казалось, именно после смерти Джека Барроутеона, безумного короля, сластолюбца и сумасброда, все и вовсе пошло прахом. Безумный король Джек считал себя божественным и бессмертным, и частенько подначивал своих приближенных проверить этот «непреложный факт» на деле, чем донельзя смущал их. Едва ли ему следовало повторять эту шутку в присутствии Мастера Ланнистера, мужа не только серьезного и достойного, но и обладающего неуемным исследовательским любопытством, который просто не мог не принять подобный вызов своей природной пытливости. К его удивлению и разочарованию, – а также ко всеобщему ужасу, – король все-таки скончался очень скоро после того, как меч из валирийской стали пронзил его непутевое сердце. Король не оставил наследников, так как имел прискорбное пристрастие к противоестественной любви куда более, нежели к естественной, в которой практиковался слишком мало и эпизодически. И так началось тревожное, беспокойное междуцарствие.
Горя заботой о народе и королевстве, Мастер Ланнистер, так и не потерявший своей природной тяги к экспериментам, предложил, раз подвернулся повод, перейти к демократическому правлению. Которое обещал даже профинансировать. О золоте Ланнистеров ходили легенды. Над ним, как говорили, чахнет сам основатель династии, мифический царь Кощей. Последнее имя, впрочем, было родовым. Как раз чтобы отличаться от череды предшественников, последний представитель рода и предпочитал зваться по своему прозвищу Мастером – исключительно из пристрастия к техническим наукам.
Имевший же пристрастие к социальным ценностям лорд Старк аналогичным образом носил взятое себе самолично имя Доктор. Доктор Старк болел всей душой за братьев наших меньших – обитающих за Великой Стеной одичалых и белых ходоков. Он вовсю обменивал у них стеклянные бусы и яркие ткани на шкуры лютоволков и прочие меха и северные народные промыслы. Поговаривали, что он был влюблен в предводительницу ходоков – прекрасную синеглазую Белую Розу.
С народами за Стеной творилось что-то неладное – они отходили все дальше по мере того, как климат в Вестеросе по неизвестным причинам становился все теплее. Мастер выдвигал предположение о глобальном потеплении и и предлагал в целях сохранения экологии меньше пользоваться каминами и вырубать леса. Прочие не видели резона ему не верить, но не пользоваться каминами не спешили – хорошо говорить об этом тем, кто живет на юге! Да и идею демократической реформы сочли полностью утопической. Мало кто знал, что еще более далеко на юге дальняя родственница почившего короля, вернее, представительница более ранней ветви рода – Рани Таргариен, руководствуясь древними преданиями, пытается восстановить племя драконов, экспериментируя с пустынными игуанами, водящимися в тех краях в изобилии. Она исключала из их ДНК ген ограничения роста, а также пыталась вывести летающую и огнедышащую породу. С последними пока не задавалось. Это было вреднейшее производство, возможно, отражавшееся и на климате по мере того, как экспериментальные драконы взрывались над пустынными полигонами – особенно лучшие из них, приноровившиеся худо-бедно взлетать на наполнявшем их горячем газе, оставляя после себя огромные грибовидные облака, вместо того, чтобы аккуратно извергать пламя изо рта.
Приближенные Рани пошушукивались, что неплохо бы поскорее сосватать госпожу замуж, чтобы она угомонилась и перестала впустую растрачивать свои молодые годы. Вот хотя бы за Мастера Ланнистера – их общая страсть к наукам всегда могла перерасти в нечто большее.
А переживавший глубокую личную трагедию Доктор Старк еще не знал, что потеря Белой Розы, ушедшей со своим народом слишком далеко от более непригодных для поддержания ее жизни земель, дарит шанс на завоевание его сердца грозному Корсару Грантджо, курсирующему вокруг земель Вестероса подобно великому змею, оплетающему всю землю и кусающему себя за хвост. Мало кто знал, что Корсар давно был влюблен в Доктора, и был на самом деле хрупкой и нежной девой по имени Джо Грант, романтичной и доброй, пекущей на досуге вкусные булочки.
Что ж, может быть у кого-то в Вестеросе и было будущее, были шансы и светлые надежды. Но глобальное потепление неумолимо наступало, и призрак Зимы отступал все дальше в пространстве и времени. Настали мрачные последние времена, сулящие примирение, утопическую демократию и заботу об экологии.
Danse Macabre
драббл, 377 слов, real!AU
Пейринг/Персонажи: Ричард Докинз, Лалла Вард
Жанр: зарисовка
Предупреждение Эволюционная биология, отсылка, помимо работ Докинза, к теориям Р.Пенроуза. Задействованы реальные люди.
Рейтинг: G
«Где пролегает граница между человеком и животным? Задавать такой вопрос может только невежда. В эволюции и самом времени таких границ нет.
У животных, тем более у простейших или растений нет сознания, на которое можно было бы воздействовать. Развитого сознания. Квантовые эффекты в микротрубочках цитоскелета некоторые считают вполне достаточным для того, что могло бы считаться ранним сознанием. Но так ли нужно сознание? Поставим себе на службу саму жизнь. Начинающуюся с маленьких эгоистичных репликантов – генов. Если дать им стальную оболочку вместо носящих их биомашин, если их самих обратить в механизмы, они будут несокрушимы, они обратят все вокруг в свое собственное подобие, и значит, сотрут все, что могло бы обладать более высоким сознанием, в порошок.
Красивая идея для будущего вселенной. Всего лишь будущее наномеханизмов.
Но… с какой скоростью могут сами по себе эволюционировать механизмы, чья способность ошибаться ниже, чем у живых существ?
Увы. Тупик».
Профессор Докинз поставил точку, протер очки мягкой тряпочкой, фыркнул и чуть не стер напечатанное.
Просто борги. Как завоевывать вселенную с боргами? Во что вшивать им «правило номер один»? Тем более что при малейшем сбое – даже техника переживает свои мутации, если предоставить ее самой себе – именно такие механизмы получат «эволюционное преимущество».
Пожалуй, не стоит ничего такого делать. Тем более привлекать в свою армию «деревья, и камни, и птиц небесных» не только ныне живущих, но и давно почивших. Ведь ДНК потенциально бессмертна, ее можно вычленить из бессчетного множества погибших во все времена организмов. Такая армия сметет все живущее вместе с собственным предводителем и «создателем» одним мгновенным движением. И «бог – умрет».
Да и кто знает, не являются ли современные гены именно ими – созданиями прошлых вселенных и сметенных прочь цивилизаций? Уже. Прямо сейчас. Давным-давно.
Замыслы с размахом частенько теряют смысл, если просто подумать и представить себе последствия.
Именно поэтому эволюция бездумна и лишена плана. Вода течет туда, где встречает меньше сопротивления.
В этом часто разгадка, почему миром управляют идиоты и безумцы – те, кто не способны ничего предвидеть.
– Дорогой, ты собираешься сегодня спать? – спросила Лалла, заглядывая в дверь. – Или в интернете опять креационисты?
– Креационисты просто не понимают, что тот, кто был бы способен придумать Великий План, тот не нашел бы нужным его осуществлять!
– Как скажешь, котейко, – с насмешливо-ласковой покладистостью ответила Лалла и закрыла дверь.
Ричард Докинз усмехнулся.
Он был слишком умен для того, чтобы захватывать мир. По крайней мере, сегодня ночью.
Смайл Красной Смерти
мини, 2370 слов, кроссовер с сериалом «Менталист»
Задание: retelling!AUПейринг/Персонажи: консультант КБР Гарольд Саксон, агенты спойлерМарта Лисбон, Кимбелл Чо, Уэйн Ригсби, Грейс Ван-Пелт, директор Винтерс, полиция и пр.
Жанр: детектив, экшн, трэш, хоррор
Рейтинг: R
Предупреждение: горы трупов, намеки на децимацию и геноцид
Краткое содержание: Калифорнийское Бюро Расследований расследует дела с помощью своего консультанта. А тот расследует их с помощью своей способности и склонности к массовому гипнозу. Кто может бросить вызов подобному беспределу органов правопорядка?
– Агент Лисбон, как вы только терпите этого циркача?! – побагровевший после едва закончившегося телефонного разговора, директор Винтерс пыхтел от злости. – Из каждого расследования он устраивает балаган!
Лисбон, по обыкновению, держала лицо кирпичом.
– Как скажете, сэр. Может быть, вам уволить нашего консультанта?
– Не мелите чепухи. Он слишком ценен. Но постарайтесь держать его хоть в каких-то рамках! Вчера он загипнотизировал целую демонстрацию протеста против грубого обращения с лабораторными мышами и предотвратил кровопролитие и неминуемые человеческие жертвы! На прошлой неделе загипнотизировал целый стадион, чтобы найти убийцу легендарной рок-певицы. Что он сделает завтра? Загипнотизирует девяносто девять процентов избирателей на следующих президентских выборах?!
– Не могу сказать, сэр. Разве только чтобы держать уровень преступности под контролем и ориентировать спецслужбы не мешать друг другу работать… Впрочем, вы знаете, что он этого не сделает. И почему не сделает.
– Он асоциален по определению!
– Но все еще ценен, как вы заметили.
– Да! Особенно, если держать его подальше от людей… – Винтерс вздохнул и потянулся к ящику стола за пузырьком успокоительного. – К сожалению, это невозможно, иначе он станет бесполезен… Хорошо, вы свободны, поезжайте на место преступления, но передайте мистеру Саксону, чтобы он старался как-то ограничивать зону ментального поражения!
Лисбон открыла дверцу машины со скучающим консультантом Калифорнийского бюро расследований внутри. Тот скатывал шарики из конфетной фольги и украшал их, протыкая зубочистками. Видимо, обчистил ближайшую забегаловку – зубочисток у консультанта был полный карман.
– Это что, противотанковые ежи? – поинтересовалась Лисбон, кивая на россыпь блестящих колючих шариков на приборной панели.
– Успокаивает нервы, – пробормотал консультант. – Защищают от всякого зла. Хочешь талисманчик?
– Не хочу! – отрезала Лисбон, включая зажигание и срывая машину с места. Шарики от резкого толчка посыпались под сиденья.
– Э-эй! Что ты творишь, вандалка?! – возмутился консультант.
– Шеф передал, чтобы ты поменьше гипнотизировал стадионы, – Лисбон не забывала смотреть по сторонам и в зеркальце заднего вида. – Поменьше трюков, Гарольд! Не мог бы ты работать более ювелирно?
– Мой ювелирный труд в данный момент катается под сиденьями.
– Ты знаешь, о чем я говорю!
– Конечно, знаю, – Гарольд зевнул. – Но это было бы так скучно! Куда мы сейчас? В нестарое, недоброе поместье с полным штатом убийц под предводительством дворецкого?
– Не делай вид, что уже раскрыл это дело!
Консультант пренебрежительно фыркнул.
Долго ли, коротко ли, доблестная команда Калифорнийского бюро расследований докатила до оцепленного полицией огромного особняка.
– Что у нас тут, Чо? – поинтересовалась Лисбон, энергично хлопнув дверцей.
– Уже пять тел, – невозмутимо отозвался агент Чо. Его лицо, как обычно, казалось высеченным из высококачественного гранита.
– «И показатели растут…» – пробормотал Саксон, вылезая из машины со своей стороны.
– «Звездный путь», да? – обрадовался крутящийся поблизости агент Ригсби.
– Надеюсь, что нет, – с подразумевающимся укором обронил Чо.
– А вы уверены, что убийца покинул место преступления? – поинтересовалась Лисбон.
– Полиция уверена, что не покидал, – сообщила подошедшая Ван-Пелт. Ее волосы горели на солнце как яркая медь.
– Как это прекрасно! – воскликнул консультант, с энтузиазмом первым подныривая под желтой полицейской лентой на огороженную территорию.
– Саксон! – окликнула Лисбон.
– Ну дело-то, по счастью, на пять минут! – отозвался консультант, не замедляя шага и не оборачиваясь. – Если, конечно, полиция права. Они сделали правильный выбор, сразу же послав за нами…
– Эй, стоять! Ни с места! – послышалось откуда-то сзади и правее.
Саксон замер, поняв, что слова относятся не к нему. Полиция задерживала кого-то, кто пытался выбраться из особняка.
– Остановитесь! Руки за голову! – послышалось за кустами слева. – Положите оружие на землю!
Саксон закатил глаза. Судя по тому, сколько народу собралось срочно покинуть место преступления, видимо, слух о прибытии сюда КБР уже разнесся. Возможно, главный «виновник торжества» давно скрылся, а вот остальные испугались, что их неприглядные секреты вот-вот станут достоянием общественности, по крайней мере – сотрудников правопорядка. Так как если прибывало КБР, а с ним его консультант, то на девяносто восемь – девяносто девять процентов шансов скрыть их практически не оставалось.
– Да не нужны мне ваши секреты! – сердито пробормотал Саксон себе под нос. – Я всего лишь хотел спросить, кто тут убийца.
Из дома впереди донесся звон битого стекла, пронзительный крик, и в розовые клумбы сквозь окно выпала какая-то женщина.
– Шесть... – откомментировал консультант, проследив за полетом. И поморщился, услышав звук, с которым, по-видимому, чья-то голова ударилась об один из окружавших грядку декоративных булыжников. – Господи, да они убивают друг друга, чтобы что-то скрыть, возможно, с самого начала!..
В глубине дома прогремели выстрелы.
– Проклятье!.. – Увидев в руке одного из растерянных полицейских у входа рупор, Саксон припустил к ним бегом.
– Эй, срочно! Дайте мне эту штуку! И тут, как я понимаю, должно быть полно динамиков в саду и внутри дома, подключайте! Скорее!
Полиция, опомнившись, принялась лихорадочно доставать из карманов беруши, прекрасно, впрочем, сознавая, что они не помогут.
Набрав в грудь побольше воздуха, консультант КБР заговорил в рупор:
– Всем, кто слышит меня! Остановитесь, что бы вы ни делали! Сопротивление бесполезно! – Тьфу ты, ох уж этот Ригсби с его фантастическими сериалами!.. – Медленно и аккуратно выходите из дома через парадный вход. – Говоря, он тихонько мерно постукивал по трубке ногтем. Ритмичный фоновый стук всегда помогал его бархатному голосу лучше проникать в сознание «жертвы». – Идите свободно, не толкайтесь, не трогайте друг друга, выходите только в двери и по предназначенным для этого коридорам и лестницам. Не пытайтесь выходить в окна, особенно на этажах выше первого и сокращать путь, прыгая сквозь лестничные пролеты…
Эх, надо завязывать с любовью поёрничать. А впрочем, чем дольше говоришь всякой чепухи, тем больше мошки запутываются в паутине. Шути и властвуй!
– Что ты делаешь? – догнавшая его Лисбон вцепилась ему в локоть, но старалась шипеть потише. – Ты не мог бы накрывать гипнозом не всю окрестность сразу? Очень неудобно, когда из действующих сил правопорядка в сознании остаемся только я и Чо!
– А какова вероятность, что число лиц, устойчивых к гипнозу, в округе превышает одного человека? – переспросил консультант, прикрыв микрофон рукой. – Вы в любом случае останетесь в численном перевесе! Между прочим, у массового применения больше преимуществ – срабатывает тот же механизм, что у массовой истерии, эффект отражается, рикошетит, входит в цикл и срабатывает кумулятивно…
– И они начинают истерически приканчивать друг друга прежде, чем мы до них доберемся!
– Побочный эффект эффективного метода, – вздохнул Саксон.
Между тем, из дома чинными рядами выходили подозреваемые – приглашенные на вечеринку гости и солидный штат прислуги, постоянной и нанятой на вечер, общим числом душ около полутораста.
– А теперь, мальчики и девочки, вы по очереди расскажете мне всё!
Спустя еще четыре часа в подвале и шкафах обнаружилось еще пять покойников. Выживших убийц осталось трое. Все, как выяснилось, совершили нехорошее дело, не станем называть его преступлением в данных сложных обстоятельствах, в порядке самообороны. Виновника первых двух убийств, запустивших процесс, прикончили несколько раньше. Им оказалась полусумасшедшая старушка – владелица особняка, которая разделалась с парой наследников, заподозрив их в стремлении аналогичным образом избавиться от нее. Старушка ошиблась. Ее собирался укокошить и воплотил это свое намерение другой наследник, также почивший в дальнейшей бойне, неудачно попытавшись избавиться от свидетеля. Еще пара виновных в разной степени и в разном количестве убийств покончили с собой на месте. При всем упомянутом даже действия старушки трудно было назвать первыми убийствами, разве только первыми на этот прекрасный день. В ходе расследования с применением гипноза, был вскрыт старый замурованный погреб, в котором обнаружились еще четыре очень давних тела. Виновный в этих преступлениях пал жертвой сегодняшних недоразумений. Так что информация поступила не от него, а от случайных свидетелей, которые даже не подозревали, что были свидетелями и знали столько опасного для собственной жизни. Даже сама старушечка-владелица дома не знала, какие следы заметал ее племянник, настоявший когда-то на капитальном ремонте здания. Который, кстати, пал первой жертвой ее разыгравшейся паранойи.
– Пятнадцать покойников на сто пятьдесят человек гостей и прислуги, – меланхолично отметил Чо. – Десятая часть. Слышали когда-нибудь о децимации?
– Некорректно считать старые скелеты в числе процентов только сегодняшних гостей, – придрался Ригсби. – Но звучит здорово!
– Ничего здорОвого, – с ударением на второй слог проворчала Лисбон.
– Но пострадали в основном виновные! – напомнил консультант.
– Ключевое понятие тут «в основном»!
– А старые убийства могли бы остаться и вовсе никогда не раскрытыми.
– Бесплатный бонус, – порадовался Ригсби и заслужил очень задумчивый взгляд агента Чо.
– Dura lex, sed lex, – глубокомысленно сказал Саксон.
Вернулась Лисбон, отходившая, чтобы ответить на входящий звонок. Выглядела она озабоченной.
– У нас еще одно дело. Поместье «Просперо».
– «Просперо»? – встрепенулся Ригсби. – Это не то, что выкупила секта визионеров? А что у них там?
– С ними никак не могут связаться.
– И что, нас посылают посмотреть, что у них со связью? – ошарашенно спросила Ван-Пелт. – Хорошие у них связи!
– Уж с этим никто не спорит. Заинтересовались и в ФБР, и в ЦРУ. Но мы гораздо ближе, вот нас и попросили заехать посмотреть, если мы тут закончили. Винтерс говорил очень взволнованным голосом.
– Ладно, – вздохнул Ригсби. – Винтерса не успокоить – сердца не иметь. Погнали?
– На всех парах, – откликнулась Лисбон.
Две машины КБР катили по пустынной подъездной дороге за шлагбаумом с табличкой «Частная собственность!», поднятым собственноручно агентом Чо, не обнаружившим никого в сторожке смотрителя.
Башенки в псевдоготическом стиле возвышались над кронами старых буков, мрачно распарывая своими когтями небеса.
– Ни души кругом, – пожаловался неустанно озирающийся по сторонам Ригсби. – Уже давно! Это как же они всех достали, что народ на пушечный выстрел к ним не подходит?
– Они любят уединение, – констатировал Чо.
– А сами они где? Как на том корабле… как же его там?
– «Мария-Селеста», – подсказала Ван-Пелт с заднего сиденья.
– Точно. Она самая. «Мария-Селеста»! – с чувством повторил Ригсби. – Все как вымерло. Прямо жуть берет.
Лисбон искоса поглядывала на своего пассажира. Тот казался ей до странности бледнее обычного.
– Что думаешь? – спросила она наконец.
– Я не думаю, – огрызнулся тот резковато.
– Куда все делись?
– Я гипнотизер, а не медиум!
Довольно нервно Саксон постучал по ручке дверцы. Четыре раза, по-своему обыкновению.
– Ох, – сказала Лисбон и затормозила. – Что это на дороге?
Саксон подался вперед, затем молча снова откинулся на спинку кресла.
Впереди на белом гравии подъездной дорожки был нарисован огромный красный смайлик. Чем именно нарисован, предстояло уточнить экспертам.
– Как ты думаешь, они?..
– Я не думаю! – повторил Саксон.
– Это подделка?
– Не думаю.
«Ах вот чего ты не думаешь! – отметила Лисбон. – Делаешь вид, что знал с самого начала. Ну, раз это улика…»
Лисбон расстегнула ремень безопасности и выскользнула из автомобиля. Скрипящий зубами консультант последовал ее примеру. Вскоре послышались хлопки дверец второй машины.
– Что там, что? – первым вопросил горящий любопытством Ригсби.
– Догадайся, – предложил Чо, заметивший фрагмент дороги впереди и мысленно дорисовавший картину по этому фрагменту и по поведению тех, кто вышел из первой машины.
– Смайл Красного Доктора… – произнесла Ван-Пелт, подходя к «улике». – Как вы думаете, это ловушка? – спросила она тревожно
– Для нас – едва ли, – ответил консультант. Лисбон приподняла бровь, отметив, что он не ответил на этот раз, что «не думает».
– Но теперь мы знаем, что впереди, – трагично заявил Ригсби.
– Галлифрей, – сказал Чо.
И все агенты невольно вздрогнули и поежились, вспомнив, какая судьба постигла целый городок, откуда родом был их консультант.
В одно прекрасное утро все жители городка оказались убиты. Больше всего походило на то, будто они внезапно сошли с ума и перебили друг друга. Должно быть, под влиянием некоего воздействия на их разум. Саксон в это время отсутствовал в городке, разъезжал с предвыборным турне, баллотируясь в губернаторы Калифорнии. Как раз в это время он похвастался в шутку в прямом эфире, что считает себя лучшим гипнотизером на планете, и потому считает свою победу предрешенной. Также он пообещал улучшить раскрываемость преступлений в штате и проконтролировать раскрытие некоторых громких дел.
Но на дороге, по которой он возвращался в родной город, был нарисован огромный кровавый смайлик, с надписью рядышком: «NO MORE».
Это, конечно, сорвало для него выборы, и губернатором был во второй раз избран Арнольд Шварценеггер.
Никогда еще серийный убийца, известный как Красный Доктор, не совершал преступлений подобного масштаба. О его личности ничего не было известно, но о нем ходили легенды. У него были друзья и поклонники, будто рассеянные повсюду. Они называли его Красным Доктором, считая, что он исцелил их через свои и их собственные кровавые деяния. Исцелил от иллюзий, от страха и несправедливости мира, от всякой лжи. «Он – жизнь, он – свет, он – любовь, – говорили они. – Он – свобода. Он везде и повсюду, неуловимый, всепобеждающий». Говорили, он был добр к своим друзьям. Они были готовы умереть за него. Казалось, он был теневым правителем мира, действующим из неизвестности, через множество подставных лиц, в том числе весьма влиятельных.
Агенты уже знали, что ждет впереди. Чугунная ограда, оплетенная внутренностями, с остриями, усаженными отрезанными головами, не стала для них неожиданностью. Зубчики поменьше были украшены глазными яблоками.
– Что будем делать с воротами? – растерянно спросил Ригсби. – До приезда экспертов, я имею в виду. Не распутывать же эти клубки…
– Давайте посмотрим, где еще мы можем перебраться через ограду, – сказала Лисбон.
Агенты разошлись в разные стороны, исследуя каменную стену.
– Надо же, – проговорила Лисбон, приглядываясь к одной из голов на ограде. – Он добрался до Стайлза! Похоже, он очень не любит тех, кто воздействует на чужие умы, кроме него. Включая тебя.
– Раз он добрался до Стайлза, значит, он разделался не с ним, – заявил Саксон довольно парадоксально.
– Ты не слишком эгоцентричен?
– Нисколько. Ты уже сообщила Винтерсу?
– Он не берет трубку. Я оставила ему сообщение.
– Шеф, я нашел, где можно подняться! – послышалось со стороны агента Чо.
– Мы тоже! – позвала Ван-Пелт, уже забравшаяся с плеч Ригсби на гребешок стены.
– Саксон… – окликнула Лисбон и с изумлением огляделась. Консультанта нигде не было видно. – Гарольд!
За деревьями неподалеку взревел мотор автомобиля.
– Ах ты!.. – пробормотала Лисбон, сунув руку в карман – ключей от ее машины там не было.
Саксон на полной скорости примчался к штаб-квартире КБР, игнорируя полицейские сирены, оставленные далеко позади. Взлетев по ступенькам, он ворвался в здание. Так он и думал – на стене вестибюля прямо напротив входа красовался кровавый смайл. Повсюду лежали безжизненные тела, царили смерть и запустение.
Дверь в кабинет Винтерса была распахнута. Саксон вздохнул поглубже и сделал шаг внутрь. Голова Винтерса стояла на рабочем столе как экзотический сувенир. Рядом лежал лист бумаги, на котором было что-то отпечатано.
Он догадывался, что там будет, так что не торопился. Какое-то время он смотрел на отрезанную голову, вспоминая. Так встречали его когда-то в его собственном доме, на его столе, головы любимой морской свинки и хомячка.
Наконец он взял в руки листок и посмотрел на отпечатанные красным на цветном принтере Винтерса строчки:
«Твои питомцы – мои игрушки. Ты в ответе за тех, кого приручил».
Он и не заметил, как рядом появилась Лисбон.
– Когда я найду его, я не отдам его в руки правосудия, – произнес очнувшийся консультант. – Я его убью.
– Бюро больше нет, – трезво оценивая ситуацию, ответила Лисбон. – Может быть, хватит играть честно? Нам нужна пресс-конференция. Прямой эфир. Чем больше каналов, тем лучше. Все должны знать, что сделал Красный Доктор. Мы должны рассказать все о его деяниях. Поднять всеобщую волну протеста. Он не сможет долго скрываться от всех.
– Спасибо, Марта, – от души сказал Гарольд Саксон. Ему казалось, он впервые назвал агента Лисбон по имени.
Красный Доктор перешел черту. Настало время для лобовой атаки. Даже если придется для этого загипнотизировать и завоевать весь мир. Он ведь не сможет уничтожить всю планету, лишь бы она не досталась никому?..
wtfcombat2015.diary.ru/p203006354.htm
Карточный домик
2-й лвл, миди, 4212 слов
Персонажи: Симм!Мастер и др.Категория: джен
Жанр: монолог с фрагментарными диалогами
Примечание: Название позаимствовано у одноименного сериала 2013 года, в свою очередь позаимствовавшего его у минисериала ВВС и романа Майкла Доббса.
Краткое содержание: Бесконечный треп мистера Саксона.
Что можно сказать о человеческих политических играх? Таких предсказуемых, таких понятных. Таких доступных и низшим формам жизни и разума. Доступных и высшим. Например, Галлифрею. В сущности, всё то же. Наверное, можно было бы сказать, что мы деградировали, погрязнув в политике вместо развития, приняв за данность «тупик технического прогресса». Власть… она же так разъедает души. Правда? Так говорят. Любая власть. В том числе власть над временем, которой мы всегда кичились, считая ее данностью. Над временем и пространством. Над развитием и не-развитием любой другой цивилизации, с тех пор как основатель нашей – Рассилон создал стабильное Время, более известное как Паутина времени, по которой можно путешествовать. И что властна над всем несбывшимся, над тем, что могло бы быть. Быть может, над лучшим, что нам могло быть дано. Над самой нашей жизнью, забранной этим Временем в насмешку над тем, что мы вздумали обладать им.
Где этот Галлифрей теперь? Что от него осталось? Лишь я и Доктор. Что мы можем сделать со Временем? То же, что и Рассилон. Наметить свое, стабильное и настоящее, презрев то, что угасло. Забрав с собой лишь то, что стоит забрать. Если мы можем взять свое, значит, мы возьмем свое.
Мы? Интересно. Не о Докторе же я говорю. Хотя он единственный кроме меня осколок древней цивилизации. Такими осколками не разбрасываются. Наверное…
По крайней мере, он тоже сумел выжить. Это чего-нибудь да стоит. Возможно, в нем есть потенциал… который лишь нужно разбудить. Но до тех пор – следует держать его на коротком поводке, максимально обезопасив. Он так любит все дестабилизировать. Это бывает заразно, по-своему воодушевляюще и привлекательно. Забыть обо всем, носиться по Вселенной, считая звездочки, гипнотизирующие своими взрывами и угасаниями, теряя время и теряя себя.
Это здорово. Но это лишь рассеяние энергии, энтропия. Разрешение чему-то внешнему поглотить себя, растворить, переварить, использовать. Это опасно. Слишком опасно, чтобы поддаваться этому беззаботному очарованию мира, который не имеет формы, который нужно лепить во что-то существующее и настоящее, иначе не будет ничего. Только рассеяние. Только сон и смерть.
Ничего нельзя выпускать из-под контроля. Особенно такую вещь, как Время.
Но вернемся к людям. Я провел с ними немало времени. Даже был одним из них. Куда дольше, чем хотелось бы, узнав их лучше, чем хотелось бы. Их мелочность, продажность, корыстность, подлость, зависть. Не разглядывая их в микроскоп, оказавшись одним из них. Не худшим из них. Проявляя к ним терпимость и жалость, казавшиеся бесконечными, бросаемыми в бездонный колодец. Но нет ничего бесконечного. Конец есть даже у вселенной. И у терпимости. И у жалости. У пресловутой «человечности», которая вовсе не является неотъемлемым свойством любого человека. Предоставьте их самим себе, и они быстро отточат себе зубы, чтобы удобнее было рвать мясо своих сородичей. Ах, извините. Не совсем сородичей. Сперва – не сородичей. Нельзя же считать сородичами тех, кто не входит в стаю. Стая – это неприкосновенный запас «на потом», когда будут съедены все остальные. Запас, который помогает, к тому же, добраться до тех, кто снаружи!
Так было не только сто триллионов лет спустя, но и всего миллионы лет назад от той благословенной эпохи, в которой мы находимся и строим наш прекрасный новый мир. Кто бы поспорил, что она благословенная, раз мы здесь? И раз тут вполне возможна какая-никакая даже почти что интеллектуальная жизнь.
И здесь люди все так же любят стаи. Им нравится, когда их «избранные представители» хотя бы женаты, когда могут отнести к себе такое определение, как «примерный семьянин». Это будто говорит им о том, что они тоже члены семьи, что о них позаботятся. Разумеется, лишь зря себя обманывают. Человечья родо-племенная стая включает в себя около тридцати сородичей, максимум пятьдесят, никак не все государство при всем желании, даже жалкая сотня – это уже глубокая абстракция. Политики и знаменитости входят в жизнь простых людей подспудно, навязчиво, обманом – все эти суррогатные родственники, ради которых порой можно забыть и кровных. Вернее, скажем так, каждый из них предпочел бы, чтобы вы предпочли их кровным. При этом они знать не знают, кто вы такие, и им на вас совершенно наплевать. Но главное, чтобы не наплевать было вам, на чьих костях должен стоять их пьедестал. Но у вас будет сладкая иллюзия – иллюзия семьи, иллюзия племени, представитель которого – «ваш» родственник взмыл так высоко в лучах славы!
И конечно, вы можете выбирать, их так много на любой вкус. Вы можете презирать одних, но попасться на соседние удочки, ведь вы просто так устроены. Ладно, на самом деле так устроены почти все, или даже все без исключения. Не стоит переживать из-за того, что все мы всего лишь биомашины, возомнившие, что наше существование – это нечто большее. Еще одна сладкая иллюзия, которой так удобно привлекать и одурманивать, она бессмертна…
Было время, когда Доктор застрял на Земле в искусственно поврежденной рассыпающейся старой ТАРДИС. Провел годы среди людей, консультировал их насчет прочих пришельцев, делал вид, что защищал их и помогал справляться с множеством внешних угроз. Но разумеется, в своем беспечном духе он делал это совершенно неорганизованно. Не уверен, что он всерьез собирался кому-то помогать. Его спутники, друзья в ЮНИТ – это была лишь суррогатная стая, что он прекрасно знал и, уверен, ощущал каждую секунду своего принудительного изгнания. По мелочи он подбрасывал им то одну подачку, то другую, чтобы его принимали за своего хотя бы отчасти, раз уж он не мог вернуться к своим делам или к своим соотечественникам. Иначе, в конце концов, дикари могли бы просто съесть его. Выражаясь хоть фигурально, хоть буквально. Но что-что, а выживать Доктор все же умеет, несмотря на применение стратегий, отличных от моих.
Теперь в искусственно-неисправной ТАРДИС на Земле оказался я. Моя память не была заблокирована и, пожалуй, я мог бы ее починить. Но чем этот старт был хуже другого, чтобы понадобилось искать тот другой? С Галлифреем что-то случилось после Войны – это стало понятно сразу, до того, как Доктор смог объяснить уточняющие детали. К этому шло еще тогда, когда я предпочел скрыться в конце вселенной – месте, причинно-следственные связи с которым так слабы и туманны, что, что бы ни произошло, пропасть времени, разделяющая нас, должна была сработать как защитный буфер, несмотря на весь прочий возможный риск, связанный с пребыванием там. Почти уход в зону непредсказуемых вероятностей. Но мало того, что со знанием о них эти вероятности стали куда предсказуемей, Доктор сам сделал половину дела: закрепил связь конца с началом – настоящего с концом вселенной. Мощная проторенная тропа во времени! Просто подарок, от которого нельзя было отказаться. Новое течение времени, которое нужно было лишь закрепить и обжить, сделать новым потоком реальности, новой историей. По которой – несомненно – можно путешествовать. Ведь то, что осталось после Галлифрея, было весьма сомнительно и ненадежно. Если он отсечен от времени и от реальности, все проложенные дороги должны понемногу зарасти, размыться, стереться, уничтожиться. Для того, чтобы можно было начать все заново. Создать новый Галлифрей с его новой реальностью.
Если он будет создан на Земле… Какая разница, с чего начинать?!
Особенно если переплести конец с началом.
Особенно, потому что неплохо было бы проконтролировать, чтобы все шло так, как нужно, чтобы ничто не вмешалось в начало, не обрушило фундамент, чтобы Доктор исправно отправился к концу вселенной в нужный момент.
Чтобы ничего к тому времени не стряслось непредсказуемого, и даже чтобы Земля не оказалась невовремя захвачена кем-нибудь еще… Доктор ведь столько всего пропускал! Как говорили в одном из местных фильмов: «Небо – штука здоровенная», а уж во Времени оно – еще больше! Так что помощь нашей стартовой площадке следовало бы как-то организовать. И вот тут мы возвращаемся к политике!..
«Пользуйся тем, что у тебя есть». У меня была ТАРДИС, настроенная на поддержание магистрали Земля – Утопия… Да-да, Утопия, не только Малкассайро. Неплохой запас времени здесь, на Земле, и неплохой охват пространства там, особенно если все же немного покопаться в настройках. Тем более что Утопия значительно интереснее Малкассайро, хотя на последней, конечно, можно было бы рекрутировать сотенку-другую будущников, но у этого союза, пардон за каламбур, вовсе не просматривалось перспективного будущего. И в моем распоряжении была Великобритания. Разумеется, не было никаких трудностей в том, чтобы путешествовать вокруг земного шара сколько вздумается, но был еще и пациент… питомец… подшефный… иными словами тот, за кем стоило приглядывать на расстоянии и заботливо сдувать пылинки, то есть Доктор. Некто, наиболее близкий к понятию моей не-суррогатной стаи. Хотя поговорить по душам с ним можно было бы, только как следует приперев к стенке и поставив в безвыходное положение. Но что делать – «пользуйся тем, что у тебя есть»…
Мы не только успешны в выживании. Вследствие этой своей успешности, мы еще и конкуренты по всем статьям.
Что же, пришло время поговорить о моих конкурентах – людях. Вы даже не представляете, что они готовы вытворить друг с другом и всеми, кто подвернется под руку! Ладно, о чем я говорю? Вы прекрасно это себе представляете, ведь вы – такие же, более или менее. Знаете, как сделать другому гадость, перервать глотку, буквально закопать и за куда менее ценный приз, чем высокий влиятельный пост. А ставки все растут с каждой ступенью – представляете себе?! Что-что? Вам стало нехорошо? Понадобилась ванная? Второй этаж, налево до конца коридора. Противорвотное в ящичке над раковиной! Постарайтесь не загадить любимый коврик Люси!
Вспомните и коронные пять слов Доктора: «Она вам не кажется уставшей?» Небольшое представление о том, как чувствуют акулы всего лишь каплю крови. Это просто, верно? Кажется примитивным и незначительным, и едва ли Доктор сказал хоть что-то, что не было сказано уже сотни раз на все лады, так и этак. Возможно, он переоценил собственную роль в истории. Или переоценил имеющийся у людей выбор – попытался воздействовать на меньшее зло, – что очень легко! – а по какой причине? По той, что большее, облизываясь, всегда поджидает рядом, ожидая той самой капли крови. Возможно, я немного помог тому, что случилось. Но пусть запомнится эта фраза. Когда «хорошие люди» начинают рыть друг другу яму, мы, люди не столь хорошие, никогда не упустим этого момента. Мы всегда поможем.
Но представьте себе и то, как успокаивающе действует даже на самых нервных и озлобленных людей капелька гипноза – обещание покоя, который им всего лишь снится. Покой в царстве параноиков – неслыханный деликатес. Разбуженное желание проиграть – чтобы самое страшное уже случилось, и нечего было бояться.
И это все помимо того, что они не могли бы ничего мне противопоставить никаким другим образом – слишком большая разница в весовых категориях. Но чтобы все прошло спокойно и гладко, пусть во всех курятниках и коровниках играет успокаивающая музыка. Успокаивающая даже тогда, когда гремит, грохочет и скрежещет на полную мощь – ведь среди всего этого прячется спасительный ритм, убаюкивающий и делающий жизнь проще, возвращающий в сказочное, никогда не существовавшее царство детства.
В котором живут и токлафаны. Воплощение детских страхов. И детской надежды, детской любви к тому, кто протянет к ним руку, утешит, даст конфетку, покажет место, где можно играть, и назовет их своими детьми – членами своей семьи, своей стаи. Доведены до полного панического, безнадежного ужаса, готовы к усыновлению.
Но на Земле они появятся после. Всему свой срок. И ужасу, и надежде, и тому, чтобы эффективного максимума достигло их число, собранное по крупицам с необъятных просторов вселенной, раздувшейся почти до бесконечности, слишком сильно приблизившейся к понятию полного круглого нуля. Выскребем из нее всё, что можно, без остатка. Никто не собирается туда возвращаться. Движение в один конец, но не туда, куда «задумывала» вселенная.
А здесь пусть тоже будет по-своему место надежде и вере в лучший исход. Несмотря ни на что, они не должны ощущать исходящей от меня опасности. Я добр, обаятелен, забавен, во время официальных встреч, интервью и дебатов я насмешу их так, что они забудут думать о чем бы ни было, я могу насмешить их, потому что сам умею смеяться и посмеюсь последним, когда тени улыбок будут стерты со всех прочих лиц. Я – меньшее зло, как должно казаться многим, предпочтительно – всем. Я не причиню зла никому конкретно, и в этом они сойдутся, разбираясь друг с другом, с кем угодно, но не со мной. А я только немного помогу им. Я же всегда готов придти на помощь. Свой парень, примерный – и счастливый – семьянин, и даже мое имя закрадется им в подсознание как символ их, пусть глубоко условно, англо-саксонской нации. Nomen est omen. Я рожден, чтобы править на этой земле. Сперва на «земле» с маленькой буквы, а затем и с большой.
И ведь я в самом деле берегу их и защищаю. Какое место подойдет для этого лучше, чем министерство обороны? Здесь столько всего можно сделать! Здесь так много можно скрыть, среди бесконечности засекреченных данных. Можно раскрыть множество дел, казавшихся безнадежными, обнаружить и показательно уничтожить столько мелких угроз человечеству, так что благодарность будет безмерна среди посвященных, а естественная зависть будет подавлена и отведена в сторону поистине ангельским вмешательством. «Архангельским», конечно же. Но не с первых же минут. Систему еще нужно создать и запустить в действие. Не стоит недооценивать простой таймлордовский фактор. Найдите обиженных и утешьте их, найдите угнетенных и покажите им будущее, найдите печальных и развеселите их, найдите бесчестных, и дайте удовлетворение их жертвам. – Разве не это же делает и Доктор? Не находите, что вам есть смысл хорошенько задуматься о его истинных целях? Подумайте только – война закончена, весь Галлифрей мертв, а он – жив и представляется вам спасителем и агнцем, да, для него это плевое дело – спасать муравьев и их маленький муравейник. Воспользовался ли он своей властью? Смотря в каком смысле, и смотря к чему он стремился. Все ли детали плана нам известны? Достоверно ли нам известно, что это не план, а именно бесцельное метание? – Самое веселое в этом то, что тем, с кем вы будете добры, будет все равно, или почти все равно, что вы сделаете с другими…
Главное, создать из этого систему, не нужно беспорядочных метаний и отрывочных булавочных уколов, которые так любит Доктор. Если, конечно, он действительно любит именно это… Впрочем, в это можно поверить как в рабочую гипотезу. Иначе затраты времени на этот план превосходят всякое вероятие и теряют целесообразность.
Надеюсь, я успею опередить его, каков бы ни был план…
Нужно не забывать двигаться в нужном ритме…
Разу уж он есть – «воспользуйся тем, что имеешь».
– Скажите, мистер Саксон, вы ведь такая внезапная темная лошадка… – игривое, почти пренебрежительное «ха-ха-ха!» – как вам удалось так быстро взлететь по карьерной лестнице и стать министром обороны? Еще год назад мы совершено ничего о вас не слышали!
– О, видите ли, Элисон, я же могу звать вас Элисон… Так вот, не имею ни малейшего представления. Боюсь, все просто были слишком добры ко мне, возлагали чрезмерные надежды…
Ротик искусственной блондинки с микрофоном округляется в изумленное «о»: «Разве можно так говорить?.. Это же прямо-таки самоубийство в прямом эфире!» Да, верно, но именно за это меня и полюбят!
– Ох! Чрезмерные?!..
– Именно так! Разве можно ожидать, что мне всегда будет удаваться разрабатывать успешные планы, позволяющие экономнее и эффективнее обходиться с бюджетными средствами, позволять лучше обеспечивать нужды рядовых сотрудников, обеспечивать их социальные гарантии, беречь людей, свести все возможные потери к минимуму, ведь всякая жизнь, жизнь гражданского и жизнь военного – бесценна, жизнь любого гражданина нашей Родины.
– Ах, вы так правы, – Элисон заливается краской и смущенно покусывает губки.
– Но разве можно рассчитывать на то, что это будет всегда мне удаваться без вклада моих самоотверженных помощников? – Неконтролируемые аплодисменты в зале. – Без помощи всех британцев, которых я знаю, отлично выполняющих свою работу, заслуживающих лучшего будущего, какое мы только можем построить.
– О… – Элисон почти сладострастно стонет.
– Вы уж извините меня, что информация о моей деятельности начала просачиваться в СМИ только в последний год. Я пытался быть скромным, но рано или поздно, увы… «увы», правда, Элисон? Или все-таки не совсем «увы», и с этим еще можно что-то сделать хорошее? Все тайное становится явным. Я принимаю это со смирением!
Аплодирует даже съемочная группа, пытаясь не уронить переносные камеры – вся надежда на те, что на штативах…
– Скажите, мистер Саксон, почему вы выдвинули свою кандидатуру в премьер-министры?
– Серьезно? Я ее выдвинул? О, боже мой… почему мой секретарь еще не сообщил мне об этом?!..
Смех в зале, ведущий тоже давится вежливым смешком.
– Разумеется, вы ее выдвинули, мистер Саксон. Так почему же вы это сделали?
– Ну что же, если быть серьезным, то, конечно же, в надежде на лучшее будущее всей Великобритании. Если я могу внести свой скромный вклад, будет чрезвычайно безответственно не сделать этого. Если не могу – у нас весьма демократичная конституционная монархия. Каждый может сказать свое слово, и я соглашусь с каждым из них.
– Ну, бросьте, Саксон, – с ухмылкой бросает другой кандидат, министр финансов Дэниэл Форбс. – Вы хотите сказать, что не преследуете никакой корысти?..
Я на мгновение прикрываю глаза.
– Корысти, Форбс? – роняю я кротко. – Вы серьезно?
Больше ничего говорить не надо, зрители в студии покатываются со смеху, с трудом пытаясь удержаться на своих стульях. Форбс пунцовеет, сообразив, что употребил слово, безумно подходящее ему по профилю его стези, но чертовски неудачное в таком контексте.
– Все, чего я желаю, – говорю я спокойным проникновенным тоном, – это безопасности для всех жителей этого королевства. Я не оригинален, ничуть, ведь я всего лишь министр обороны. И я хочу защитить их, обеспечить их мирную жизнь без страха перед будущим, без страха перед чем бы то ни было. Они заслужили это. В каком-то смысле я не собираюсь покидать свой пост. Я намерен… проследить, чтобы все было честно, по правилам, мне все равно, выиграю я, или нет. Для меня главное – люди и их благополучие, за которое я буду сражаться, где бы я ни был. Кем бы я ни был.
Зал аплодирует стоя. Форбс разгромлен, и представления не имеет, что я сделал что-то намеренно. И что пятнадцать спутников уже функционируют. Все могло прекрасно пройти и без них, но нужна инерция, нужен драйв, сила передачи большая, чем она происходит естественным путем. Всякому семени нужна благодатная почва – еще более благодатная, чем возможно. Для Форбса я почти всего лишь удачливый болван, которому повезло, что тот сам был что-то не в форме в тот день, и с которым не следует всерьез бороться, ведь я и так споткнусь на любом следующем шаге. Обо мне не следует беспокоиться.
– Добрый день, дорогие телезрители, сегодня у нас в студии один из фаворитов предвыборной гонки, экс-министр обороны… Так ведь верно будет сказать, уже бывший?
– Как вам будет угодно, Питер!
– Экс-министр обороны Гарольд Саксон и легендарный эволюционный биолог Ричард Докинз! Поприветствуйте наших гостей! Спасибо! Громче! Громче!..
– Питер! Помните, я никогда не перестану защищать вас, даже если не буду министром обороны!
– Прекрасно! Ха-ха! Спасибо! Слово нашему легендарному антикреационисту профессору Докинзу!
– Питер, было бы достаточно, если бы вы назвали меня последовательным дарвинистом. Благодарю. Как я понимаю, мне уже можно задавать вопросы. Объясните, пожалуйста, мистер Саксон, какую позицию вы занимаете в сфере светского образования?
– Мистер Докинз… во-первых, позвольте мне выразить вам мое глубочайшее уважение и радость по поводу нашей встречи в этой студии! Во-вторых, смею вас заверить, я глубоко уважаю науку. Я не могу отмести желание людей верить во что-то лучшее, но эволюционная теория – это прекрасно! Это открытый путь к совершенствованию, если мы желаем этого. Ведь мы разумны. Бог знает, через какие ужасы естественного отбора мы получили наш разум, но то, что мы имеем теперь сказать: «Мы – разумны!» Мы можем сознательно стремиться ко всему, что есть в нас лучшего! Мы способны отличать добро от зла, моральное от аморального. Насколько мне известно, высшие чины англиканской церкви не отвергают учение Дарвина. Образованный и верующий человек мог бы сказать вслед за Нильсом Бором – «Не следует указывать Богу, что ему делать!» Если эволюция – его творение, как можно ее отвергать? Как можно отвергать тот интуитивный постулат, который мог бы быть выражен совершенно научно: «праведные – спасутся». Нам ли устанавливать меру праведности? Или самим законам Бытия? Разве это – не эволюционно?
– Э… прошу прощенья, мистер Саксон, мне кажется, вы выражаетесь довольно поэтически и двусмысленно.
– О, простите меня, это просто потому, что я политик! – Смеются все, включая Ричарда Докинза.
– Как вы думаете, – вмешивается Питер, – насколько приемлемы к современной политике принципы «эгоистичного гена» и альтруистичного поведения?
– Полагаю, что приемлемы на все сто! Каждый хочет защитить свой дом, свою семью, самых близких людей. Но чем дальше мы движемся по пути прогресса, тем более близкими нам становятся другие люди. Наш гуманизм – наследие тяжелых, мрачных времен, но мы им обладаем, и это наша величайшая ценность. Общий для нас «мем». Я ведь правильно называю? Это ведь ваше изобретение! – Докинз благосклонно кивает в ответ. – Может быть, «эгоистичный» в своем корне. Но он прекрасен, объединяет людей всех рас и вероисповеданий. Пусть же он ведет нас и дальше. Мир ширится, ширится наше мировоззрение, и наше представление о семье, о наших родных. Мы знаем, что все мы потомки одной «митохондриальной Евы», что все мы потомки одного древнейшего белкового первопредка, которого биологи нежно называют Лука. И если, как сказал Джон Холдейн, каждый из нас способен отдать жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов, то почему бы не сделать это, зная, что они сделают то же в ответ? Мы все связаны и прослеживаем свою родословную все дальше и дальше. Мы становимся все более всеобъемлющими, а значит – альтруистами!
– Но, скажите пожалуйста, как вы намерены поступить с элементарной школьной программой? – интересуется Ричард.
– Школьная программа должна быть школьной программой, мистер Докинз, не религиозной, тут я с вами совершенно согласен!
Да неужели, неужто я могу отрицать даже в ходе предвыборной программы происхождение человека? Ни в коем случае! В конце концов, и повелители времени не были созданы каким-то мерзким всемогущим старикашкой, хотя многие не отказались бы видеть в нем Рассилона. Несчастные…
– Мистер Саксон, можете считать, что вы уже получили мой голос!
– Я чрезвычайно польщен! Вы один из моих любимых авторов! Позвольте пожать вашу руку!
Мы обнимаемся и хлопаем друг друга по плечу перед камерами. Не удерживаясь от перешептываний об образовательной реформе, от которой он в совершенном восторге.
Надо сказать, что из множества людей мне в самом деле импонирует этот антикреационист. Его бескомпромиссность, его горячность, способность разить словом тех, кто сделал себе судьбу и имя из пустой болтовни. Жаль, что он всего лишь человек, я мог бы принять его в свою «стаю».
Знаю, моя симпатия к нему не образец популярности. Масса людей желала бы услышать совершенно иное. Но у меня есть система «Архангел», она набирает обороты, инерцию, и становится все более неважно, что я говорю. Они примут всё. Может быть, признание эволюции – единственный мой бескорыстный поступок. Я ведь тоже устаю. И рад тому, что конец близок. Конец этого человеческого театра. Все мы только биомашины, носители эгоистичных генов и генов нашего собственного эгоизма. Докинз – все еще романтик, он считает, что теперь, развившись достаточно, люди могут обрести власть над собственной судьбой, над собственными инстинктами. Могут стать свободными, выбирать лучшее.
Могут ли стать свободными и выбирать повелители времени? Или и наши судьбы определены лишь нашими инстинктами? Тем, что таится в глубине нашего подсознания? Мы такие же биомашины, несмотря на несравненно более высокую ступень развития. На что же способны мы? На беспечность? На бесконечные игры с тем, что является самой сутью жизни для других цивилизаций? На игры политики? Может быть и так. Пусть так, если нет ничего другого.
Люди – не те, кому следует выжить. Токлафаны напомнят им об этом. Чуть позже, после того, как люди сделают свой выбор. Выбрав того, кто «безопасен» и забавен, кто кажется романтиком и идеалистом. Впрочем, идеалистом, у которого что-то получается, успешным, развлекающим, добрым и честным. Не кажущимся опасным. Не ограничивающим их собственный эгоизм, патриотизм, шовинизм, как бы это ни называлось… Не ограничивающим их ограниченность. Их добрые патриархальные привычки. Ненадолго. Неважно…
Они даже поймут – поймут, что время не стоит на месте, что оно требует лучших, и что ничего не остается прежним. Даже когда небеса разверзнутся, и шесть миллиардов неприкаянных душ вторгнутся с небес на грешную Землю, они будут знать, что заслужили это, своей корыстью, подлостью, коварством, всем, что они не могут произнести вслух при свете дня. Это деморализует их, заставит их руки опуститься. Нет никого без вины, и некому бросить камень.
Каждый взглянет в глубины своей души, и увидит там тьму. Никто не способен бросить вызов, никто не может бороться с судьбой, с собственной природой, призывающей лишь оттачивать зубы и рвать на куски себе подобных. Вы еще не настолько разумны, как надеется оптимистичный эволюционист Ричард Докинз, вы все те же мелкие существа, дрожащие за каждую из своих ничтожных жизней, позволяющие тому, кто сильнее, определять ваше будущее. Вы могли бы стать креационистами. Все вы. Поверить, как токлафаны, что я создал вас и волен над вашими жизнями. Волен судить, карать и миловать. Потому что создал вас по своему образу и подобию.
Так кто виновен в том, что с вами случилось? Разве не вы сами? А кто такие токлафаны? Разве не вы? Люди, грезящие о небесах, усеянных бриллиантами, но не желающие знать ничего, что не касалось бы их семьи, их племени. Их самих. Эгоистичные мозги в жестянках. У вас нет шанса. Вы могли бы эволюционировать, но не стали делать этого. Не стали делать до самого конца времен. Вы не знаете другого способа спастись, кроме как за чужой счет.
Мы – повелители времени, не знаем тоже. Заслуживаем ли мы лучшего?
Мы все погибли. Кроме двоих.
История продолжается. История может стать новой, обновленной. Презревшей старое. Или не стать. Просто продолжаться, потому что нет никакой цели. И не может быть – все возникает из малого, и движется к чему-то новому, случайно, просто потому, что остается в живых посреди невероятного, безбрежного океана смерти. Чистой смерти, или вытесненности более удачливыми соседями. На пути… в неизвестность, в несуществующее, в не имеющее названия. Не имеющее цели. Не знающее формы и определенности – мы, в прошлом и настоящем, еще не знаем этого, как бы ни старались – каким должно стать будущее. Каким должно стать настоящее.
Это незнание и называется жизнью.
В самом деле? Что тогда значат все наши планы? Все интриги, происки, замыслы?
Ничего. Это лишь замки на песке, которые будут снесены реальностью, когда настанет ее черед. Воображение. Мечта. Представление о целых мирах, которым не суждено проснуться.
– Пойми же, – занудно ноет Доктор из своей клетки. – Все, что ты создал в этом парадоксе – только замок на песке, карточный домик!
– Нет, – возражаю я со злостью. – Это новый лик времени! Новая история.
– Он рассыплется в мгновение ока, от любого дуновения ветра, малейшего толчка извне!
– Если только вместе со всей вселенной, которую я заберу с собой, – смеюсь я. – Я – новый закон причин и следствий!
Нет никого, кто мог бы разрушить этот карточный домик извне. Во вселенной есть только два повелителя времени. Один из них я, а второй – сидит в клетке, иссушенный, истощенный, хрупкий, как картонный листок – его может убить любое дуновение ветра. Малейший толчок извне.
wtfcombat2015.diary.ru/p202480679.htm
Для ОбзоровБранд уносит к себе свои спецквестовые тексты с ЗФБ-2015
@темы: ЗФБ, The War Games, сказки
-
-
20.03.2015 в 16:45-
-
20.03.2015 в 16:47-
-
20.03.2015 в 16:50-
-
20.03.2015 в 16:54-
-
20.03.2015 в 16:57-
-
20.03.2015 в 17:02Бранд, в маленьких командах лучше всего творится и работается
Ну, по крайней мере, мне
-
-
20.03.2015 в 17:41-
-
20.03.2015 в 23:43-
-
20.03.2015 в 23:52-
-
20.03.2015 в 23:56Слово сдержал, так что жалеть не стоит
С моей работкой у меня значительно меньше времени, чем было раньше. А в целом, ФБ веселит, активизирует творческое начало и адреналинит по самое не могу)))
-
-
21.03.2015 в 00:06