[1241]

Немного своего дженово-философского из разных выкладок.

His Dark Materials
драббл, 476 слов, джен, виньетка, кроссовер с серией Ф.Пулмана «Темные начала»
Персонажи: Мастер, Мисси, Доктор, Пантелеймон

– Иногда мне кажется, когда-то все было иначе, – сказал он, и Мисси вздрогнула. Ее деймон, золотистый тамарин, насторожился, топорща огненную шерстку.
– Вся эта пыль, – Мастер взмахнул рукой в воздухе, будто мог видеть то, о чем говорил, – в ней было что-то не просто связующее миры, не просто творящее души, нечто куда большее и в то же время – что-то куда меньшее. Переносящее в любую точку пространства-времени и способное перерождать. А что теперь? Нет, с ней, пожалуй, все в порядке. Но существование Бога? Ангелов? Загробного мира? Пф! – он пренебрежительно фыркнул, и это фырканье подхватила белоснежная пума. – Пока мы их не уничтожим, все и всегда будет неправильно. Ловушка этого мира всегда будет закрыта.
– Но если мы уничтожим их, – произнесла Мисси очень тихо, – мы уничтожим все. Уничтожим себя, нашу жизнь, всю эту реальность.
– А почему это должно нас останавливать?
– Потому что здесь мы те, кто мы есть. Потому что…
– Здесь мы те, кто не правит вселенной?
– Все это только пустые мечты. Смерть – это только смерть.
– Или все же перерождение? – усмехнулся он. – В другом мире, где все по-другому. Возможно, так, как должно быть. Как было когда-то.
– А наша дочь? – спохватилась она. – Что будет с нею?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Но, может быть, ее мир будет более светлым.
– Если она выживет.
– Если нет – едва ли это тот мир, в котором стоит жить.

Доктор внимательно всматривалась в алетиометр. Стоило ли ей доверять людям, которые то назывались ее родителями, то годами скрывали ее происхождение и держали в неведении, враждовали, затевали нечто темное и таинственное, способное перевернуть этот мир. Ее деймон, обернувшийся горностаем, беспокойно оглядываясь, исследовал синюю коробочку, в которой обычно был спрятан загадочный, объявленный вне закона прибор.
– Что мы будем делать, Лира? – спросил он.
– Не знаю, Пан. Давай просто попробуем спасти людей.
– А то, что затевают твои родители? Это опасно?
– Кажется очень опасным.
– И все это приведет к чему-то очень плохому, да?
– Может быть.
– Лира!
– Да?
– А что будет со мной, если у вас всех все получится?
– Не знаю, Пан. Может, мы станем, как люди из другого мира, у которых деймоны живут внутри?
– А как я смогу жить внутри тебя?!
– Ну, не знаю, – усмехнулась Доктор. – Может, тогда я стану кем-то другим?
– Ты сможешь меняться, как и я? – весело спросил Пан, обернувшись мотыльком.
– Почему бы нет? В любом случае то, что мы знаем, кажется ужасным. И таким… ненастоящим, игрушечным. Может, это искусственная реальность?
– Ну, даже не знаю… – Пентелеймон снова стал горностаем и ткнул любопытный черный носик в алетиометр. – Что это?
– Башня, – ответила Доктор. – И череп. Стрелка так колеблется на этой метке, что, кажется, там должно быть очень много черепов.
– Вот же жуть, – сказал Пан.
– Такова жизнь… наверное. – Она закрыла алетиометр, посмотрела на золотистый диск, затем снова его раскрыла. Вдруг почувствовала, что вход был там – внутри золотого компаса. А выход – если ей вообще суждено его найти… скрывался за прозрачной очень прочной стеной. Однажды она обязательно найдет путь. Или сумеет проложить его. Ведь если не она, то кто?


В пустоте
драббл, 445 слов, джен, виньетка, POV
Персонажи: Доктор
«Если красться по коридорам ТАРДИС очень тихо...»

Если красться по коридорам ТАРДИС очень тихо, то кажется, будто стены, пол, потолок, растворяются. В ничто – в каждое мгновение пространства и времени. Это даже не иллюзия – в некотором роде это и есть настоящее положение вещей. Иногда кажется, что растворяюсь я сам. Нет ничего, ни рук, ни туловища, ни головы, еще немного, замрут и растворятся крадущиеся ноги. Растворятся, растворяются, уже растворились… «Беда с этими временами», – как говорила, говорит или еще только скажет Идрис. Это тоже в некотором роде настоящее положение вещей. Голая истина, обнаженная более чем до нервов и атомных связей. Бесконечная жуть бытия, пустота между разреженными частицами материи. Не совсем тихая, не совсем пустая. Кипящая в возникновении и уничтожении, и по большей части все это выглядит как ничто. Пока не попадается какая-то шальная крупинка, за которую можно зацепиться и вдруг вспомнить, что есть что-то кроме этого вечного отрицания и аннигиляции. Крупинка становится почти всем в этом океане пустоты.

Как маленькие живые существа, едва успевающие вдохнуть, прежде чем исчезнуть. Успевающие стремительно развиться… когда? Когда они это успевают? Как? Неужели для того, чтобы обрести разум, личность, себя, нужно всего лишь мгновение? Плотное, яркое, сосредоточенное как самодостаточная элементарная частица. Прекрасная в своей определенности, неуловимая и подвижная как волна. И вот ты фиксируешь ее взглядом, и будто Вселенная обретает материальность, определенность, краски, качества, надежность и плотность. Ненадолго. Пока они дышат. А потом это заканчивается. Будто лопается мыльный пузырь. Пузырь, который был Вселенной, был тобой самим в их глазах, творящих тебя из ничего, и ты опять оказываешься в этом нигде – везде одновременно, и боишься, что на этот-то раз все, цикл замкнулся, энергия рассеялась и иссякла. Уже никогда не собрать Шалтая-Болтая из каждого мгновения, из каждой точки пространства. Эти периоды рассеяния кажутся вечностью. Они составляют все время моего существования. Пока однажды не сталкиваешься снова с живой частицей, и все переворачивается – пустота становится призраком, незначащим, незаполненным мгновением, а реальность выныривает из небытия, расцвечивается, простирается всюду вовне, сотканная из тугих звенящих струн причин и следствий, превращается в жизнь. И боль. Целое море боли – резкого беспощадного неумолимого бескомпромиссного взаимодействия, такого шершавого, разрывающего, ранящего. Стоит ли оно того?!

Кажется, что нет. Пока не начнешь растворяться снова. Пока не потеряешь себя надолго, навечно, и вдруг не очнешься, как спонтанная флуктуация, приходя во внезапный ужас от того, что мог никогда уже не очнуться. И тогда снова ищешь их – чьи-то глаза, что могут еще на пару мгновений задержать тебя в мире живых – какую бы иллюзию и боль это ни значило.

Никто из нас не может без Наблюдателя. Ни Вселенная – которой нужно, чтобы кто-то вечно путешествовал по ней, заглядывая во все уголки, схватывая на живую нитку реальности разрозненные яркие лоскуты, соединяя их воедино, латая опасные прорехи. Ни тот, кто должен, не зная покоя, наблюдать эту вечность, отрицая ее конец.


Ампутации
мини, 1367 слов, джен, сюр, абстракционизм
Персонажи: Язмин Хан, "Билл", "Эми", "Рори", "Клара", "Ривер", "Джек", "Нардол", "Хезер", "Марта", "Грэм", "Райан", "Уилфред", "Донна", "мадам Вастра", "Момент"

– Доктор!..
– Доктор!..
– Доктор!..
– Не во имя Доктора!..
– Таймлорд торжествующий!..
– Тень Валеярда!
– Разрушитель миров!..
– Надвигающийся шторм!..
– С этим можно что-то сделать? – озабоченно спросила «Билл». Трансляции из мозга Доктора становились все громче и «надвигающимся штормом» сотрясали паутину, сплетенную из различных волн, полей, эфемерных нитей вортекса, разумов людей, массы неизвестных созданий, всех из которых невозможно было перечесть и даже ощутить из данных областей; было лишь известно, что они существуют, но кажущаяся бесконечность будто сама по себе утрачивала смысл в различении «белого шума».
– Однажды Великий Разум шагнул в его временную линию, поклявшись стереть Доктора из Времени, каждую его победу превратить в поражение, – задумчиво сказала «Клара». – Я тоже шагнула туда, я исправляла все, что могла. Но могла ли я исправить все?
– В лесах Гаммы «Доктор» означает «Великий воин»!.. – всколыхнулась новая волна возмущений.
– Однажды, – заметила «Эми», – он переписал всю Вселенную, восстановив ее из… моей головы? Моих воспоминаний? Даже не представляю…
– И из моего дневника, – сказала «Ривер», для убедительности встряхнув в «воздухе» соткавшейся из «стекла» синей записной книжкой.
– И что тогда стало со Вселенной и с ним самим? Они точно стали нормальными?.. – неуверенно спросила «Эми».
– Черт, как неудобно, – проворчал «Грэм». – Мы же, казалось бы, из единой базы данных всего человечества во все времена! Почему мы не можем просто раз – и найти решение? Да мы даже толком друг-друга не понимаем!
– Это как пиксели, – глубокомысленно заметил «Нардол». – Все состоит из отдельных «пикселей». Ну, скажем, из нас.
– И еще из чертовой прорвы народу, – пробурчал «Райан». – Как в этом море информации отыскать что-то нужное?
– Да может быть и найдется, – предположила «Марта». – Просто мы этого со своей колокольни не видим. А потом, в нужный час, все будто скажут одно и то же слово, и решение найдется!
– Салют, ребята, как вы тут без меня?! – как будто запыхавшись, выпалил «Джек», врываясь в ноосферное пространство.
Все потрясенно «уставились» на него.
– Ты же бессмертный, – недоверчиво сказала «Марта».
– Ой… я столько раз помирал… все время перезаписываюсь – не то чтобы было дико удобно, но… Привет, красавица, а ты что скажешь?..
– Э… – протянула «Яз».
– Нормальное человеческое мнение, – кивнул «Джек». – Понимаю.
– Послушайте, он так больше не может, – озабоченно проговорил «Рори». – Его порвет как хомячка каплей никотина…
– А можно его как-нибудь… поделить безболезненно, чтобы не рвался? – сострадательно спросила «Эми».
– Тут такая штука, – кашлянул «Рори». – У него ноосфера немного другого порядка – если его поделить, это сработает в реальности, создаст новую личность…
– Ну, учитывая, что природа мироздания условна и ноосферна… – протянул «Джек». – Вернее, «ноосфера» не совсем то, что мы о ней думаем, и вообще всё существует на уровне абстрактных формул…
– Ага, именно, – поддакнул «Рори».
– А на сколько частей её порвет? – спросила «Яз».
– «Её»? – переспросил «Джек», обмозговывая новые данные. – Да черт знает на сколько.
– Может, «Великий разум» – это тоже был он? – спросила Клара.
– Очень может быть! – кивнул «Джек». – «Он же гений!»
– А этот жуткий чувак – Рассилон? – обеспокоенно спросил Уилфред, только что проявившись из колеблющейся «стеклянной стены».
– Да запросто! – ворчливо бросила «Донна», – выходя из нее же, вслед за дедом. – Уж можете мне поверить!
– И Мисси с Мастером? – мрачно заметила «Билл».
– Эти – вообще без вопросов… – хмыкнула «Хезер», – ты только вспомни, что он тебе говорил о точке зрения бекона в бутерброде…
– Так на сколько же частей его вообще можно расщепить?
Послышался холодный серебристый смех, и возникла блондинка в потрепанном платье.
– Роза!.. – воскликнул «Джек», но тут же с сомнением моргнул и будто плотнее запахнулся в шинель от повеявшего «холода».
– Может, на целую цивилизацию? – вкрадчиво осведомилась «блондинка». – Не знающую ни сочувствия, ни совести. Уничтоженную им самим, или другим «им самим», оружием, которое может осудить того, кто его применит.
– Ты же не совсем Роза, да? – уточнил «Джек».
– Я «Злой волк», – ответила «Роза». – А еще «Момент». Единственная вещь, что существует между прошлым и будущим и может отсечь одно от другого.
Все немного впечатленно помолчали.
– Но минутку, – осененно воскликнула «Билл». – Все, кого вы перечислили, они же уже существовали, какой смысл?..
«Роза» зевнула, прикрыв рот рукой.
– Мы же во времени! – напомнила «Марта». – Но минутку, мы можем все это изменить? Просто не делать этого сейчас? Не подтверждать определенность?
– Поздно, – злорадно произнесла «Момент». – Мы – это тоже он, к сожалению. Мы уже все это сделали. Видимо, слишком громко орали «Больше никогда!..» или «Доктор! Доктор!..»
– Роза, ты такой не была! – насупился «Джек».
– Я не только Роза, – отмахнулась «Злой волк».
– А он – не только Доктор, – негромко и печально добавила «Ривер». – Если мы не создадим из него всё – он взорвется.
«Момент» рассмеялась с холодными металлическими нотками в голосе.
– Вообще-то, он уже взорвался. Он всегда был осужден. Я всех осуждаю, кто способен меня использовать. Хотя… или потому что, я – тоже он. Я знаю толк в осуждении. Как, по-вашему, что такое Большой взрыв?
– Определенно не «имя Доктора»? – подозрительно переспросила вдруг возникшая «мадам Вастра».
– Определенно, – кивнула «Злой волк».
– А что он тогда вообще, если он «всё»? – удивленно переспросила «Яз».
– «Ничего», – ответила «Злой волк». – Полный заряд Вселенной равен нулю. Стремление к идеалу и абсолюту, создающее неразрешимое противоречие и попросту говоря «ничто» – в больших дозах. И представьте, все еще мечтает иметь личность и даже быть ею хорошей. Но «ничто» – штука очень забористая. Рано или поздно «оно забирает», если нарушено равновесие. Или если равновесие становится полным. То есть – в любом случае.
– Да что мы сделать-то можем?! – в сердцах воскликнула «Билл».
– А еще мне интересно, где прежние спутники? – добавила «Марта», оглядываясь.
– Видимо, это как-то связано с водоразделом, – глубокомысленно сказал «Нардол».
– Водоразделом?..
– «Моментом». «Розой». Разделением на прошлое и будущее, – объяснил Джек. – Но это только в нашем представлении, как я понимаю, в нашем… кластере?
– Вроде того, – рассеянно кивнула «Злой волк», накручивая на палец светлую прядь.
– Так все-таки! – проворчал «Джек».
– Я уже все исправила, – ответила «Момент». – Доктор не уничтожал Галлифрей, он его спас. Но в великом уравнении Галлифрей уничтожен. О’кей. Его просто уничтожил «кто-то другой». Иначе. В другое время.
– Э… – протянула «Билл».
– А еще мы можем кое-что дописать в прошлое.
– В каком смысле? – насторожился «Джек».
– Ой, да ладно, вы же не думаете, что все время изменяется только будущее – все вариации прошлого, как и все вариации грядущего…
– А в этих вариациях не было такого, что Галлифрей не был уничтожен?
– Все кончается, – пожала плечами «Момент». – Это называется «Время». То есть смотрите, все существует в своих вариациях как начинающееся, продолжающееся и кончающееся. Все вероятности когда-нибудь кончаются и цикл замыкается.
– Я ничего не понял, что там с Доктором! – сказал «Грэм».
– Все в порядке, – ответила «Донна». – Мы просто время от времени стираем ему память. Как он мне однажды. Ампутируем по частям, оставляя небольшую долю, достаточную для поддержки образа. А остальное – поддерживает всё остальное.
– Брр! – протестующе воскликнул Райан.
– Такова судьба «вневременного ребенка», – сказала «Момент». – Только не забывайте, что мы все – это он. А он просто… резервуар побольше. Континуумохранилище, которое должно оставаться более-менее чистым. Хотя бы в своих собственных мечтах и устремлениях, неважно, насколько все это жизненно.
– А что будет, если он когда-нибудь об этом узнает? – пораженно спросил Грэм.
– Наверное, может сильно обидеться… Хотя, скорее, это будет «кто-то другой». И вряд ли сразу все поймет. Подумает на «высшие цивилизации», по привычке и обыкновению, не принимая остальное в расчет… – «Злой волк» хищно улыбнулась, и все невольно похолодели, неважно, что они и так давно были просто «записями в стекле».
– Он уже это сделал, так? – не то чтобы спросил, а почти констатировал «Джек».
– Всё уже существует. И всё уже закончилось.
– А почему ты говоришь, что что-то «исправила»? – возмутилась «Эми». – Что можно исправить, если все произошло и ничего не изме…
– А вот этого я не говорила! – живо возразила «Момент». – Всё как раз всё время меняется, хотя всё уже существует и всё уже закончилось!
– Увольте меня!.. – сердито выдохнул Уилфред.
– Неоднократно, – любезно усмехнулась «Момент».
– Минутку, – вдруг потрясенно выдохнула «Яз». – Если мы – это Доктор, и если мы «постоянно стираем ему память» и ампутируем по частям… Мы и себе память все время стираем и по частям ампутируем?.. Стираем и ампутируем себя самих? Меняемся? На что-то дробимся? Постоянно?..
Холодный серебристый смех преследовал ее, когда Яз, распахнув глаза, очнулась на космическом корабле. Казалось, она слышала его еще несколько секунд. Или это просто дребезжал разваливающийся корабль? Видимо, она на мгновение отключилась во время прыжка… Яз поежилась, подумав об этом смехе. Такой металлический – кошмар, вызванный близостью киберлюдей, какие-то обрывки мыслей о стирании… эмоций? Ампутации… конечностей?.. Органов? Чего-то еще? Словом – ужасы, от которых они убегали. Удалось ли им убежать?.. Приспособления Доктора не сработали. Может, все это было немного идеалистично, не жизненно?.. Немного?! Но как же они стремились к этому свету! Ведь он же всё-таки был, правда? Стоил того, чтобы они на него летели, как мотыльки?.. Потому что все это были только их собственные желания и мечты.