Поймать идею, все равно, что схватить воробья в полете. Может быть, переломав ему крылья, а может, ненароком свернув шею. Чувствовать, как он беспомощно трепыхается в ладони, прежде чем затихнуть и начать остывать. Безвольная коченеющая тушка. Полная блошек в нежном пухе и других мелких паразитов. Одна из многих, когда-то уже пойманных, съеденных, замерзших в зимние холода и сгинувших от болезней, пущенных на неумолимо истлевающие пыльные чучелки.
Одна из многих еще не пойманных и не рожденных, но еще проследующих тем же путем.
Даже если с воробьем ничего не случится, если пестрые крылышки останутся сильными, а глаза блестящими, это ненадолго.
Сейчас он жив, его сердце горячо колотится, но это имеет значение только для того, кто удерживает его в ладони. И кому еще есть дело до его воробья?
Одного из бесконечности и неотличимого от других.